Замечательным у него было то, что несмотря на непонимание его и некоторые небольшие ущемления, со стороны братьев, он никогда ни на кого из своих братьев и сотрудников не произнес укоризненного слова. Он всех любил большой любовью, был уверен в том деле, которое ему было вверено Господом, и продолжал совершать его, несмотря на то, что ему не содействовали в ряде случаев.
Мы видели, что его часто вызывали на беседу приезжие работники НКВД, но, выходя от них, он всегда был сияющим, всегда имел победу, потому что не щадил свою жизнь.
Не так давно его вызвали на беседу сотрудники, как нам стало известно, из Москвы. Мы молились. Придя к нам, Михаил Данилович сообщил, что, ему предлагали свободу, но на некоторых условиях: что, якобы, формируется новый Союз, и что Жидков Я.И., Карев А.В., Патковский Ф.Г. согласились, и они уже на воле, с полными правами в служении. Брат Тимошенко не дал им согласия ни на какие уступки. Мы ободрили его и благодарили за дух твердости в нем, что укрепило и нас.
Но, вот, на днях, его вызвали почти ночью. Тихо он подошел и попрощался с нами, хотя надзор очень противился и прямо за руки тащил его к выходу.
Больше его никто не видел — его расстреляли.
Прошло еще несколько лет, и в календаре обозначился 1947 год. Вера, с глубоким вздохом, на молитве отметила, что уже прошло десять лет ее страданий, но что ждет ее, она не знала. Надежды на освобождение не было никакой, потому что многие осужденные, особым совещанием НКВД, отбыв срок, получали здесь же, новый, безо всякого предупреждения и беседы, без каких-либо обвинений. Она видела, что многие с воплем приходили за тем, чтобы, в сопровождении надзора, собрать свои вещи и идти, неизвестно куда. Кроме того, на нее обрушилась небывалая злоба администрации. Некоторые, даже с уверенностью, ей заявили, что, теперь уже, не видать ей свободы никогда.
Да, надо сказать, что не только физические, но и духовные силы у нее истощились до крайности. Подошло даже какое-то умственное отупение до того, что она забыла дату освобождения, тем более, что потеряла веру в нее. Иногда так хотелось умереть… Но однажды ее томительное однообразие было нарушено:
— Князева! Собрать свои вещи и немедленно явиться к начальнику спец. части в кабинет, — вздрогнула она от голоса нарядчика.
Все было так загадочно, что сердце невольно сжалось в тоске, руки и ноги не подчинялись.
Преступные, позорные женщины предупреждались об освобождении за месяц, многим из них даже выдавалась помощь — деньги, а она — ни в чем невиновная — не знала, что ее ждало впереди. Обида щемила душу.