Повзрослев, девушка переключилась на более весомые объекты для любви. Сначала влюбилась в Сидора Петровича — тот имел троих взрослых сыновей, вторую жену и кучу нажитых непосильным трудом болячек. Однако страсть к Сидору Петровичу не вышла за рамки девического увлечения и быстро погасла. Потушил её не кто иной как заслуженный красавец всея советского кинематографа — Максим Исаевич фон Штирлиц.
История почти мистическая, развивалась в соответствии с канонами жанра. Фотографию артиста Тихонова Глаша нашла в журнале «Киномир» от семьдесят лохматого года. Взглянула на неё, слегка подёрнутую плесенью, и ахнула, схватившись за сердце, — вот он, принц мечты. Конечно, кто такой Тихонов и почему он носит красивый чёрный пиджак с белой петлицей, красной повязкой и одним погоном, Глаша не знала. Точёным показался облик артиста. Да и угасающая любовь к Сидору Петровичу требовала немедленной сублимации. Слава богу, снимок — только по пояс, и ниже для Глафиры ничего не существовало, кроме тумана девичьих грёз.
Впрочем, в Тихонове Глаша тоже быстро разочаровалась. Она подходила к нему со всей любовью, которая только имелась в безразмерном сердце, — и гладила фотографию, и целовала, даже пыталась кормить с ложечки, но заслуженный эсэсовец оставался глух, как стена сарая, в котором его откопали. Даже не подмигнул ни разу! Так и смотрел с комода каменным взглядом решительного нордического лица мимо изнывающей Глаши, в сторону крупнейшего в Европе свинарника.
Глафира обиделась, утёрла слезы. Прокляла навеки чёрствую мужскую любовь! Вместе с ней и бессердечного эгоиста Тихонова, засалившегося от поцелуев до чумазой неузнаваемости.
— Это все мужики сволочи такие! — наставляла Глафиру лучшая подруга, успевшая годом ранее выскочить за Федьку Куролесова. — Все до одного! Ты им любовь, они тебе футбол с рыбалкой… Я вон своего уже год скалкой колочу, хоть бы слово благодарности сказал, скотина такая!
Глаша слушала опытную подругу и, вздыхая, вытирала красные глаза платком, по инерции размышляя — как там бедный Тихонов, один в сарае, не кормленный и не целованный.
Кстати, до армии Аполлинария Крутенкова Глафира в упор не замечала — обычный какой-то, без кителя. После демобилизации другое дело — вернулся Аполлинарий Матвеевич в родную деревню весь в орденах — комсомольский значок с левой стороны, — и дрогнуло сердце. Не знаю, как скрипел зубами от досады брошенный Тихонов, но стала Глафира Невеличко захаживать к Крутенковым на огонёк. Благо, поле для женской деятельности имелось, папаня крутенковский тоже сбежал, когда Аполлинарию в утробе не исполнилось и трёх месяцев. От помощи по хозяйству кто откажется?