Мне очень нравилась его виртуозная поэма «Бельгия». Она не только нигде не была напечатана, но и нигде не записана у автора>[165]. Я предлагала свои услуги для записей. Владимир Алексеевич как-то позвонил мне и предложил приехать к художнику, который пишет его портрет: в это время он свободен и может диктовать. Но запись у нас не состоялась.
В поэме «В нонах»>[166] Пяст описывал тяжкие состояния мучившей его душевной болезни.
Была еще ненапечатанная поэма о поездке в сосновые леса к затворнику. Там есть глава, где говорится: автор шел по лесной поляне и думал: «Если путь мой благ и дорога благословенна, пусть явится в знак прощенья передо мной в изобилии земляника». И на ближнем повороте открылись краснеющие заливы земляники. Но беседой со старцем Пяст остался неудовлетворен. Разговор был о разводе с женой>[167]. Старец порицал его.
Пяст считал женщинами только очень высоких женщин. Такой и была его спутница по чтецким выступлениям>[168], Омельянович>[169]. Они читали стихи дуэтом и в Москве, и в ряде других городов. Пяст говорил, что, если в них не бросали тухлых яиц и гнилых яблок, они считали, что имели успех.
Помню в квартире Озаровской>[170] выступление дочери Омельянович, танцевавшей стихи Гумилева:
«Ты хочешь, чтоб была я смелой?
Так не пугай, поэт, тогда
Моей любви, голубки белой
На небе розовом стыда»
>[171].
Изящная девочка лет 12-ти. Маниакальной привязанностью был известен Пяст к поэту Евгению Нельдихену>[172]. Сей был абсолютно убежден в своей гениальности и выражал соответственное величие самым скандальным образом. Мне приходилось видеть несчастного, он не был лишен мыслей и способностей. А уж по откровенности высказывания он был единственным. «Кто тебя ценит? — посмеивался Пяст. — Я, да несколько дам».
Иногда Пяст, простившись с хозяевами дома, через минуту вновь стучался в дверь, выкрикивал: «Нельдихен гениален!» И скрывался.
О сыне Гумилева — Льве Николаевиче>[173] — Пяст сказал: «Он симпатичен, но это ведь большее из качеств».
Умер В. А. от рака легких. Мучимый тяжкой болезнью, скитался по больницам и санаториям. Ночами напролет кричал от боли. Гроб его был заколочен, настолько страшно было его черное лицо. Хоронили несколько человек. Двое, трое близких, двое, трое знакомых, случайно узнавших о смерти Пяста.
Со стороны общественных организаций — никакого внимания.