. (Взволнованно ходит по комнате.)
«И я, и она после нашей встречи увлекались другими. По закону всемирного тяготенья в круг больших светил попадает много мелких планет».
«Прощаясь на ночь с дочерью, мы говорим: „Мама с тобой“».
Вера Константиновна>[39] (третья жена В. Ив.) приезжала ко мне на Фили, смотрела снятую мною для них дачу. Она тогда была стриженая, бледная, больная туберкулезом. Осенью она умерла>[40]. В. Ив., как было у них условлено, вымыл ей ноги после смерти, как бы символично готовя ее к дальней дороге.
Вера Константиновна говорила: «Я видела много стран, Россия — красива щедростью широты». Она рассказывала, как в лыжном пробеге получила первый приз. Как у них жила молодая англичанка, требовавшая обильного и разнообразного menu. Это было трудно, «зато живая Англия».
Дочь Лидия>[41] — композитор и преподаватель гармонии в Римской консерватории. Исполнялись ее симфонии на концертах, шла ее опера «Похищение свекрови».
В. Ив. говорил: «Со взрослой дочерью приятно пройти по улице рядом».
Гумилев говорил: «В. Ив. стеснялся своего брака с падчерицей и, когда она ждала ребенка, уехал в Италию>[42]. Но мы и не думали осуждать его».
Вячеслав Иванович принадлежал к ряду людей, чья красота расцветает к старости. В зрелом возрасте он был массивен, рыжеволос. В более поздние годы он сохранил внушительность в соединении с тонким изяществом. Черты его лица обострились и приобрели особую выразительность. Голос его доставлял чисто музыкальное удовольствие, он отличался светлой тональностью, гибкостью и, если это понятно, — высокой целеустремленностью. Замечательна была игра его жестов и поз. То женственно-нежные движенья, то младенчески-беспомощные, то передающие оттенки иронии и язвительности, то непроницаемо-сдержанные. По словам знакомых, он чрезвычайно мужественно и благородно переносил горе утраты Зиновьевой-Аннибал, не падал духом, не жаловался, не изменял высокой вере.
«На безнадежное свиданье
Иду с надеждой, все земной, —
Хоть знаю: на мое рыданье
Зов не откликнется родной.
Но розу алую, живую
Кладу к подножию креста.
И чьи-то, мнится, поцелую
В земле ответствуют уста».
«Сог ardens»>[43].
Он прелестно сердился. Вся живость возмутившего его впечатления переливалась в легкую игру быстрой и колкой мысли.
Он восклицал: «Удивительный народ женщины! Они обижаются, ревнуют, соперничают… У мужчин этого нет».
«Мы столкнулись в темноте на узком тротуаре со старичком в золотых очках, и оба посмотрели друг на друга сердитыми круглыми глазами».
М. О. Гершензон>[44] сказал мне: «Я заметил, что вас огорчило известие о том, что в Баку Вячеслав Иванович увлекается кавказским вином. Нет, это ничего, тут ему не грозит опасность. Гораздо хуже „жизни мышья беготня“»