— Уф-ф… Пронесло… — я перевел дыхание и спросил у поднимающегося на ноги поляка, — Вы сами сшили такого монстра?
— Да, — растерянно отозвался тот. Ну да, когда козырная карта оказывается битой, любой растеряется.
— Круто! Смотрелся он очень впечатляюще!
— Только демон может восторгаться другим демоном, — презрительно сказал Нейгауз, закатывая рукав.
— Да ладно врать- то! Если бы вам была безразлична внешность своего фамилиара, вы бы просто слепили кучу трупов вместе! — возразил я, на всякий случай перехватывая Курикару поудобнее, — А вы не только создали эффективное и внушительное тело, но еще и декорировали его!
— Да, чтобы уничтожать таких как ты! — рявкнул Нейгауз, швыряя в меня гранату со святой водой. Одновременно из одной из татуировок покрывающих его все еще кровоточащую руку, ударил длинный шип иссохшей мертвой плоти. Но я ожидал чего-то подобного. Гранату я, словно завзятый бейсболист, отбил обратно, и, воспользовавшись тем что облако пара перекрыло Нейгаузу обзор, уклонился от шипа и сам атаковал. Оббежав по дуге зону действия гранаты, я сбоку кинулся на экзорциста и сбил его с ног, приставив к горлу острие его же циркуля.
— Нейгауз-сенсей, прекратите врать. Я же вижу, что ваша ненависть направлена на вас самого, а не на меня…
— Я пережил Синию ночь! — прохрипел экзорцист, — Всего на долю мгновения, Сатана завладел моим телом и убил всех, кто мне был дорог, моими руками! — Нейгауз медленно сдвинул окровавленной рукой повязку на лице, обнажив закрытый ожогом глаз, — Этот шрам — памятка о той ночи… Я никогда не прощу Сатану, его демонов-прислужников, и тем более не прощу тебя, его отродье!
Из татуировок поднятой к лицу экзорциста конечности вылетело несколько покрытых швами рук, попытавшихся схватить меня. Но поскольку я следил за эмоциями противника, то призвал пламя и испепелил их еще до того, как их хватка успела сжаться. Упирающееся мужчине в горло острие даже не дрогнуло.
— Врешь, — ровным голосом сказал я, — кого ты не можешь простить — это себя. Ты думаешь, что если бы ты оказался чуть сильнее, ты смог бы сгореть сам, но не дать погибнуть своей возлюбленной.
Есть! Гнев человека пропал, обнажая истинные эмоции — горе, печаль, сожаление… Вину и боль потери. Я отшвырнул циркуль и сел рядом, доставая сигарету:
— Игорь, я не буду врать, что понимаю твою скорбь… Но я чувствую ее. И мое соболезнование ничего не изменит. Если хочешь мстить мне — давай! Так уж мне на роду написано, буду драться с тобой сколько угодно… Но не вмешивай пожалуйста других людей, хорошо? И не вини себя за то что выжил тогда — думаю, ты не сгорел в синем пламени только потому, что она хотела спасти тебя больше, чем себя..