— Вам не стоит волноваться, — сказала Флора, успокаивающе сжав ее руку повыше локтя. — Ральф был загнан в угол, и у него был только один выход. На его месте я, наверное, поступила бы так же. Хотя я думаю, он мог бы доверить мне свою тайну. Я бы его не подвела.
Пуаро слегка постучал по столу и важно откашлялся.
— Заседание начинается, — сказала Флора. — Месье Пуаро намекает, чтобы мы замолчали. Но скажите мне одно. Где Ральф? Если кто-нибудь знает, так это вы.
— Но я не знаю, — почти с воплем выкрикнула Урсула. — Этого как раз я и не знаю.
— Разве его не задержали в Ливерпуле? — спросил Реймонд. — Об этом писалось в газете.
— В Ливерпуле его нет, — кратко сказал Пуаро.
— Фактически, — заметил я, — никто не знает, где он.
— За исключением Эркюля Пуаро, а! — сказал Реймонд.
На его добродушное подшучивание Пуаро серьзно ответил.
— Что касается меня, то я знаю все. Запомните это.
Джоффри Реймонд вскинул брови.
— Все? Фью! — присвистнул он. — Значит, полный порядок.
— Вы на самом деле думаете, что можете угадать, где скрывается Ральф Пэтон? — спросил я с недоверием.
— Вы называете это «угадать», мой друг, а я — «знать».
— В Кранчестере? — осмелился я спросить.
— Нет, — ответил Пуаро мрачно, — не в Кранчестере.
Он больше ничего не сказал, и по его жесту собравшаяся компания заняла свои места. Дверь снова открылась, вошли еще двое и сели у двери. Это были Паркер и экономка.
— Все в сборе, — сказал Пуаро.
В его голосе прозвучало удовлетворение. Я заметил, что при звуке этого голоса по лицам людей, сидевших в другом конце комнаты, прошла едва заметная волна тревоги.
В ней словно отразилось какое-то осознание ловушки — ловушки, которая захлопнулась.
Пуаро важно зачитал с листа:
— Миссис Экройд, мисс Экройд, майор Блант, мистер Джоффри Реймонд, миссис Ральф Пэтон, Джон Паркер, Елизавета Рассел.
Он положил бумагу на стол.
— Что все это значит? — начал Реймонд.
— Список, который я только что зачитал, — сказал Пуаро, — это список подозреваемых лиц. У каждого из вас была возможность убить мистера Экройда…
С криком миссис Экройд вскочила с места.
— Мне это не нравится, — запричитала она. — Мне это не нравится. Я лучше уйду домой.
— Вы не можете уйти домой, мадам, — строго сказал Пуаро, — пока не выслушаете того, что я должен сказать.
С минуту он выждал, потом откашлялся.
— Я начну с начала. Когда мисс Экройд попросила меня расследовать дело, я с доктором Шеппардом поехал в Фернли Парк. Я побывал с ним на террасе, где на подоконнике мне показали следы ног. Оттуда инспектор Рэглан повел меня по дорожке, ведущей к подъездной аллее. Я заметил садовый домик и тщательно его обследовал. Там я нашел две вещи — лоскут накрахмаленного батиста и пустой стержень от гусиного пера. Лоскут батиста тут же навел меня на мысль о переднике какой-нибудь служанки. Когда инспектор Рэглан показал мне список людей, живущих в доме, я сразу же заметил, что одна из служанок, а именно Урсула Борн, не имеет достаточного алиби. По ее словам, она была у себя в комнате с девяти тридцати до десяти часов. Но предположим, что вместо этого она была в садовом домике? Если так, то она, должно быть, ходила туда, чтобы с кем-то встретиться. Теперь дальше: из рассказа доктора Шеппарда мы знаем, что в тот вечер кто-то из посторонних действительно шел к дому — неизвестный, встреченный им у ворот. С первого взгляда покажется, что вопрос решен, что неизвестный шел в садовый домик, чтобы встретиться с Урсулой Борн. То, что он шел именно в садовый домик, доказывает гусиное перо. Мне сразу пришло в голову, что он предается наркотикам, и что усвоил он эту привычку по ту сторону Атлантики, где вдыхание «снега» через нос распространено больше, чем в этой стране. У человека, которого встретил доктор Шеппард, был американский акцент, а это совпадает с моим предположением.