— О, с тем что на поверхности, я могу справиться. На кухне я повесил расписание. Каждый день — какая-нибудь новая работа. Сегодня вечером мы пылесосили, вчера вытирали пыль. Но похоже, что есть и другие вещи. На прошлой неделе, к примеру, сын спросил, можно ли ему «грошовый суп». «Грошовый суп!» — мне показалось это странным. А он сказал, что мама готовила его на обед, когда он был маленьким. Я спросил, что в нем было, и оказалось, что это обычный овощной суп. Думаю, они называли его грошовым, потому что он был дешевым. Я сказал: «Ну, думаю, я могу его приготовить» — и разогрел банку бульона «Кэмпбеллс». Ной посмотрел на нее и что, вы думаете, сделал дальше? Он начал плакать. Ему двенадцать лет, а он расклеился, он так не плакал, даже когда руку сломал! Тогда я стал выяснять: «Ну что? Что я не так сделал?» А он объяснил, что его надо готовить самому. Я сказал: «Ной, боже всемогущий». Но я же не дурак. Я понимаю, что этот суп для него что-то значит. Поэтому достал поваренную книгу и начал готовить сам. Но когда он увидел, что я делаю, он сказал, чтобы я забыл об этом. «Просто забудь об этом, — заявил он мне. — Я все равно не голодный». И пошел в свою комнату, оставив меня перед горкой нашинкованной моркови.
— Нарезанной, — поправила Делия. Он поднял прямые черные брови.
— Нужно было нарезать морковь, — объясняла она. — А еще цуккини, сладкий перец, молодой картофель — все в форме кружочка, монетки. Поэтому его называют «грошовым супом». Цена тут ни при чем. Вряд ли вы нашли бы это в поваренной книге, потому что это больше похоже на бабушкин рецепт, понимаете?
— Мисс Гринстед, — сказал мистер Миллер, — разрешите, я покажу вам комнату, в которой вы будете жить, если согласитесь на эту работу.
— Нет, я правда…
— Просто взгляните! Это комната для гостей. Там отдельная ванная.
Делия поднялась вместе с ним, но только потому, что хотела уйти. О чем только она думала, когда шла сюда? Казалось, что кончики ее пальцев уже горели от желания нарезать овощи так, как они должны быть нарезаны, поставить суп перед мальчиком и быстро отвернуться (двенадцать лет, уже слишком много, чтобы уговаривать), притворившись, что она не видит его слез.
— Я уверена, что это — отличная комната, — затараторила женщина. — Кому-нибудь она очень понравится! Кому-нибудь, кто молод, может быть, кто еще…
Она шла за мистером Миллером по короткому, застеленному ковром коридору с раскрытыми по сторонам дверьми. Возле последней мистер Миллер посторонился, чтобы пропустить ее. Это была маленькая комнатка, в которой, очевидно, предполагалось оставаться на ночь или две. Почти все пространство занимала высокая двуспальная кровать. На прикроватной тумбочке лежали журналы и пара книг. Картинка в рамке, висевшая на стене, сообщала «Добро пожаловать» на шести языках.