Он закрывает дверь, с удивлением обнаружив, что она кажется ему странно знакомой. Белов оглядывается, и вдруг его осеняет, что находится в собственном доме. Но поражает его другое – весь пол завален плюшевыми зайцами, и у каждой игрушки отсутствует левая лапка. Из разлохмаченных обрубков проступает кровь, медленно заливая весь холл.
Где-то наверху раздается смех Аллы. «Иди сюда!» – кричит Андрей. «Попробуй, поймай!» – кривляющимся голосом отвечает ему дочь. Андрей, спотыкаясь, поднимается по ступенькам, оставляя красные следы. Он вламывается в комнату, из которой доносится смех Аллы.
Его дочь стоит к нему спиной. Взгляд Андрея падает на шкаф, стоящий в самом углу комнаты, и он видит, что с ним что-то не то. «Конечно, – осеняет его, – это тот самый шкаф, в котором нашли Власова-старшего…»
Белов отчетливо слышит какой-то шорох в шкафу. «Хочешь открыть и посмотреть?» – внезапно спрашивает его Алла. Голова девочки слегка наклонена, и, к изумлению Андрея, ее белокурые локоны начинают плавно шевелиться золотистым водопадом, словно водоросли на морском дне, колыхаемые подводным течением. Слышно, как волосы издают неприятный шорох, будто трущиеся лапки крупного насекомого.
«Они живые, – стучит в его мозгу безумная мысль, – волосы живые!» – «Женская коса состоит примерно из 200 000 волос», – хрипло произносит Алла, и Белов вздрагивает – голос его дочери сильно изменился, став низким и утробным, – и способна выдержать груз весом в 20 тонн. Ты знаешь, папочка, что в старину из волос плели веревки, чтобы поднимать большие грузы?»
Андрей застывает на месте. Алла хихикает, ее плечи трясутся, а волосы продолжают издавать пугающий шорох. Возня в шкафу усиливается, сквозь щели на пол начинает капать кровь, но Белов, не отрываясь, смотрит на Аллу. Ее волосы постепенно поднимаются вверх, образовав гротескный нимб, по которому искрами стали мелькать голубоватые всполохи.
«Волосы надо беречь, – говорит Алла. – Нужно уметь ценить то, что дает нам бог. Так-то, папуля».
Она поворачивается, и Андрей кричит от ужаса. Вместо Аллы на него с любопытством пялится безобразная старуха. Ухмыляясь беззубым ртом, она трясет головой, и Андрей в каком-то оцепенении видит, что у этого существа глаза его дочери. И волосы. Прекрасные волосы, они будто все это время жили своей отдельной жизнью, и теперь от них исходит ровное прохладное свечение. Густые локоны лениво извиваются, мерзкий шорох от этих движений становится все громче и громче.
Шкаф продолжает кровоточить, только кровь уже не капает, а течет.