Сейчас принято ставить под сомнение версию событий, связанных с «Молодой гвардией», которую выдвинул Александр Фадеев. Даже его роман «Молодая гвардия», на котором воспитывались поколения советских людей, изъят из школьной программы по причине «необъективности».
И действительно, последующее изучение исследователями документов, связанных с деятельностью молодогвардейцев, выявило, что кое в чем писатель был неправ. Но ведь он, во-первых, и не претендовал на то, что роман «Молодая гвардия» полностью документален. Это – произведение литературы, не раз отмечал писатель, правда, основанное преимущественно на фактах. Но есть в нем и присущий каждому произведению художественный вымысел, образы персонажей, которые лишь обобщают реальные исторические прототипы, но не являются их точной копией.
Всё было напрасно: бессмертный подвиг молодогвардейцев в его, так сказать, первоначальном виде начал подвергаться эрозии сразу после окончания войны. Сначала это была лишь некоторая корректировка первичной версии, призванная ввести в канву событий «руководящую и направляющую роль» партии. Затем (и во многом, кстати, это было оправданно) – корректировка в отношении роли отдельных молодогвардейцев, которая после более тщательного изучения документов и свидетельств очевидцев позволила реабилитировать многие имена.
Вот, например, что рассказывала в одном из интервью Валерия Борц – одна из тех немногих молодогвардейцев, которым посчастливилось избежать ареста:
«11 мая 1956 года, вскоре после праздника 9 Мая, нас, пятерых из бывших тогда в живых молодогвардейцев, а также А.А. Фадеева пригласил к себе на дачу под Москвой Н.С. Хрущев. Там он завел разговор о... прощении (за давностью лет) предавшего под пытками членов штаба «Молодой гвардии» Виктора Иосифовича Третьякевича. Оказывается, он был сыном друга Н.С. Хрущева, земляка из с. Калиновка Курской области, где родился Н.С. Хрущев. Мол, никто из нас не гарантирован, что выдержит пытки. Четверо из нас высказались (от неожиданности, видимо) как-то неопределенно. Я же сказала, что, конечно, не могу ручаться, что выдержала бы пытки. Но... мы же давали клятву, в которой говорилось, что если кто-то из нас даже под пытками выдаст товарищей, то «пусть будет проклятье ему на всю оставшуюся жизнь» и т.д. Хрущеву это не понравилось. Он стал горячо что-то несвязное говорить. Мы молчали. Вдруг вскакивает А.А. Фадеев и гневно бросает в лицо Хрущеву, что он – бывший троцкист и ещё что-то. Хрущев страшно покраснел. Фадеев жутко побелел. Произошла очень некрасивая сцена... Я об этом ещё не рассказывала... И не знаю, надо ли говорить... Но встреча та была прервана. «До лучших времён», – как сказал Хрущев».