Картина была такая внушительная, что наивные эскимосы пришли в благоговейный ужас и, столпившись вокруг седовласого старца, запели свои священные гимны.
Даже Густапс был против воли тронут до глубины души. В нем проснулись последние остатки человечности. Он без труда угадал, кто такой этот мертвец. Ему смутно припомнилось детство, припомнилась мать. Он понял горе Бьёрнов. Невольно брызнули из глаз его слезы и потекли по щекам под маской. Медленно, словно сгибаясь под тяжестью воспоминаний, преклонил он колена перед величественным мертвецом и зашептал молитву, которой выучила его мать еще в детстве.
Несчастный раскаивался, но уже поздно.
В ночной тишине, нарушаемой только молитвенным шепотом присутствующих, раздался вдруг шум, слышавшийся все ближе и ближе. Слышен был голос человека, понукавшего собак, и скрип полозьев по крепкому снегу…
Кто бы это мог быть?
Фредерик и Эдмунд пошли к двери, чтобы выйти и посмотреть, кто приехал, но дверь уже растворилась, и братья Бьёрны отступили назад, пропуская приезжих.
— Грундвиг! Гуттор!.. Лутвиг!.. Гаттор!.. Какими судьбами!
— Слава Богу! — с волнением вскричал Грундвиг.
— Да святится имя Его! — отозвался Гуттор.
— Они живы! Живы!.. — воскликнули Гуттор и Грундвиг и бросились друг другу в объятия.
— Ура! Ура! — заорали четыре американца, оставленные караулить яхту, но тоже приехавшие с матросами, оставленными на клипере.
Никто не понимал этой сцены, кроме двух человек — Густапса и Йорника. Достойная парочка начала пятиться к дверям, рассчитывая воспользоваться санями Грундвига и убежать.
Но Грундвиг бодрствовал и сделал богатырю знак. Только что негодяи хотели броситься вон из двери, как Гуттор схватил их обоих за шиворот и вскричал:
— Стой, канальи! Час возмездия пробил!
Прибывшие матросы с Лутвигом, бывшим лейтенантом «Ральфа», во главе стали у выхода и загородили его.
— Гуттор, что ты делаешь? — изумились Фредерик и Эдмунд. — Ради Бога объясни, что это значит.
— Сейчас я вам объясню, ваша светлость, — весело отвечал Грундвиг. — Я просто обезумел от радости, что вы живы, и не знаю, чему это приписать… Знаете ли вы, кто тот человек, которого Гуттор держит за шиворот правой рукой?
— Это немой Густапс, — произнес удивленный Эдмунд.
— Нет, господин Эдмунд, это не немой и не Густапс!.. Ну-ка, Гуттор, стащи с него маску.
— Я и сам сниму! — бешено зарычал мнимый эскимос.
И, резким движением руки сорвав с себя маску, он отбросил ее далеко в сторону.
Оба брата вскрикнули от изумления.
— Красноглазый!.. Так вот это кто!..
С искаженным лицом, со сверкающими глазами бандит дерзко глядел на своих врагов.