— Говори, если что-то умное пришло в твою голову,
— Берек-хан, моей меньшей дочери двенадцать лет, она могла бы стать первой женой Арслана, а мы с тобой бы породнились, и тогда я, как верный пёс, охранял бы тебя и не давал никому в обиду.
— Нияз-бек, разве сейчас плохо бережёшь меня? — насторожился Берек-хан. — Или служишь мне в половину силы?
— Берек-ага, не о том веду речь. Вместе мы, как родственники, зажали бы Арслана — он и пикнуть бы не посмел, не только ослушаться отца родного.
— Говоришь, двенадцать твоей младшей? А не меньше? Что-то маленькой она кажется мне. Ну-ка, иди, приведи её сюда, я посмотрю.
Нияз-бек мгновенно выскочил из юрты и вскоре вернулся, ведя дочь. Поставив её у порога, Нияз-бея вновь сел рядом с ханом, неловко оглядываясь по сторонам, ибо Берек-хан с сомнением разглядывал девчонку. Сомнения в таких случаях у туркмен решались очень просто, и Берек-хан последовал старому обычаю. Сняв с головы тельпек, он размахнулся и с силой бросил в лицо девочки. Невеста покачнулась, но не упала, и этим было всё сказано:
— Ладно, Нияз-бек, считай, что мы договорились. Завтра же пришлю к тебе сватов, а ты отдохни дня три-четыре и отправляйся опять за Арсланом…
На другой день Берек-хан пригласил трёх женщин из своей родни, дал каждой по пять золотых монет и послал к Нияз-беку сосватать его дочь. Женщины вошли к Нияз-беку, тот понял, в чём дело, и усадил на ковёр перед ними дочь. С завидным проворством привязали они к косичкам невесты пятнадцать монет, отчего Нияз-бек, его жена и другие родственники пришли в восторг. А когда сватьи удалились, стали восхищаться щедростью Берек-хана. Обычно сватьи привязывают к волосам невесты три, две, а то и одну золотую монету, а тут пятнадцать. Начало щедрое, каков же будет калым за невесту?!
С тревожной радостью и надеждой отправился Нияз-бек во второй раз через степи к Крымским горам, Куда откочевали калмыки. Три дня провёл в пути, а на четвёртый встретился с Карапчой, который вёз опутанного верёвкой Арслана. Ханский сын выглядел усталым, Видно выплеснул весь свой гнев на Карапчу, но, увидев Нияз-бека, снова взъярился:
— А, шайтан, лизоблюд проклятый, опять ты! Хотел бы я знать, за сколько золотых ты продался царским генералам?!
Нияз-бек, ни слова не говоря в ответ, подошёл к нему и разрезал за его спиной верёвку, раскурил и подал ему кальян. Арслан слез с лошади, затянулся несколько раз, сказал самодовольно:
— Считайте, что я ваш, но ответьте мне, сколько заплатил вам Волынский за мою голову?!
— Арслан-джан, о какой голове говоришь?! — удивлённо воскликнул Нияз-бек. — Отец твой торопит тебя домой, чтобы окунуть в фонтан радостей и приятных утех. Тебя ждёт красивейшая гурия — не чета какой-то ногайке!