— Придётся согласиться с вами, Артемий Петрович, что небесных коней вовсе не существует, а жаль…
На обед Анна Иоановна не осталась, вместо себя оставила Бирона.
За обедом с многочисленными тостами во здравие и процветание хозяина дома Бирон, как бы между прочим, вспомнил, что недавно в Самаре умер статский советник Иван Кириллов, посланный на устройство к Уралу нового пограничного края. Присутствующие на новоселье друзья Волынского — Еропкин, Соймонов, Мусин-Пушкин — тут же почтили память покойного, так много сделавшего для России, заговорили о его заслугах. Что ни говори, а Иван Кириллович за три года сделал немало полезного: построил на реке Ори городок, оградил его укреплённой линией и оставил в нём гарнизон. И не только город, но и крепости поменьше поставлены в степи: Табынская, Озёрная, Губерлинская, Переволоцкая… Через их посредство соединён путь от Яика до Волги… Бирон, сожалея о преждевременной кончине Кириллова, сообщил, что Анна Иоановна выдала три года назад за собственноручной подписью инструкцию ныне покойному на искание руды и минералов для заведения плавильных заводов, но теперь всё пошло прахом. Кто теперь заменит столь деятельного в недавнем прошлом Ивана Кирилловича? Разве что Татищев? — Бирон кинул пронзительный взгляд на Волынского, ища поддержки. Артемий Петрович согласно кивнул:
— Только один Татищев и сможет удерживать подле себя Абулхайр-хана, другим господам с ним не сговориться. Киргизская степь, пятясь от джунгарских орд, башкирам на плечи лезет. Тут нужен глаз да глаз! А у Татищева строгое око…
— Да и на заводах у Татищева не всё ладно. Доносные письма мешками идут к императрице. В чём только не обвиняют подлые людишки нашего доброго Василия Никитича: во взятках, в казнокрадстве, в грубости и лиходействе… Мы окажем милость ему, если подскажем матушке-государыне бросить Татищева на киргизскую степь.
Сидящие рядом Соймонов, только что возведённый в чин обер-прокурора за успешное возвращение с Кубани калмыцкого тайдши Дондук-Омбо, архитектор Еропкин, Мусин-Пушкин и другие конфиденты Волынского переглядывались между собой, зная истинную причину «нежности» фаворита императрицы к Татищеву. Она лежала не столь уж глубоко, чтобы не ведать о ней. Обер-камергер Бирон едва только вселился в апартаменты Анны Иоановны, сразу же обратил внимание на Сибирь и Урал, откуда можно пополнять свой кошель даровым золотом. Не мудрствуя долго, Бирон отправил на уральские заводы своего близкого человека генерал-берг-директора Шемберга. Тот так поставил дело, что Бирон долгое время не мог нарадоваться изворотливости своего друга. Но вот беда, стали поговаривать в шляхетских домах да и во дворце царском о миллионах, наворованных Шембергом, и о том, что этими миллионами пользуется сам Эрнст Иоганн Бирон — фаворит императрицы. Тень от сих миллионов пала и на Татищева, который управлял всеми горными заводами, делая вид, что ничего не ведает о воровстве Шемберга. Крепко напугала людская молва Татищева — стал он доносить в кабинет министров о незаконных действиях Шемберга. Доносы напугали не только министров — Остермана и князя Черкасского, но и Бирона. Фаворит императрицы, дабы похоронить всяческие слухи о миллионах, решил сместить с должности управляющего горными заводами. Долго искал подходящего случая, но вот сама судьба распорядилась: бывший устроитель Оренбургского края Иван Кириллов, собираясь с экспедицией в Ташкент, заболел перед самым отъездом. Болезнь оказалась смертельной. Скоротечная чахотка в несколько дней расправилась с командиром Оренбургской крепости… Фаворит решил, что лучшего случая изгнать Татищева с медеплавильных заводов не будет. И сейчас, на новоселье у Волынского, высказавшись о переводе Татищева на киргизскую степь, фактически оповестил Волынского и его ближайших соратников о свершившемся. Всего месяцем раньше заседал кабинет министров, где было решено поделить начальство над Оренбургской экспедицией между полковником Тевкелевым, Бахметевым и астраханским вице— губернатором генерал-майором Соймоновым. Ныне такая необходимость отпала. 10 мая 1737 года Татищев в чине тайного советника, в должности генерал-поручика назначен был в Оренбургскую экспедицию, а Тевкелев,