Императрица вскоре отдала в полное распоряжение Волынского государственные конные заводы и сама продиктовала инструкцию:
«Занимаясь разведением и размножением особливых конских заводов, выбирая по всем заводам рослых, статных лошадей, стараясь, чтобы не было между ними седлистых, острокостных, головастых, щекастых, слабоухих, лысых и прочих тому подобных; неусыпно заботясь о содержании чужестранных лошадей в особенной чистоте и покоях, и довольстве, её величество, императрица Всероссийская приказывает…»
Волынский, едва поспевая за Анной Ивановной, строчил инструкцию и радовался: «Дворян… Всех поместных дворян посажу на коневодство! Станет Россия лучшей в мире страной по разведению коней».
Прошло ещё несколько недель, и Волынский вместе с сенаторами и вельможами рискнул пригласить на освещение только что выстроенного дома на Мойке императрицу. Анна Иоановна приехала в карете с обер— камергером и нимало огорчила хозяина дома. Бирон словно тень ходил с ней рядом и то скептически, то вполне радушно оценивал обстановку комнат.
Восемнадцать комнат — и парадные из них были обиты красным атласом с травами и шёлковыми персидскими канаватами, а внутренние — цветной камкой и шёлковыми шпалерами. Всюду по стенаем и простенкам стояли зеркала в золотых рамах. Украшали стены дома сорок восемь картин, писанных масляными красками, отдельно висели портреты Петра Великого, Анны Иоановны и Бирона. Под ними сияли густо жёлтым лаком канапе, двадцать четыре стола и множество стульев с триковыми подушками — это была гостевая или пиршественная зала. Столы её были заставлены всевозможной снедью и настойками, наливками — венгерскими, испанскими, рейнскими, бургундскими — и шампанскими винами в экзотических бутылях и флягах. Бирон как увидел свой портрет, тотчас изменил своё поведение. С этой минуты он стал восхвалять и возвеличивать Артемия Петровича за его богатство, равное разве что легендарному Крезу, но Крез слыл самым скупым человеком, а Волынский — бог расточительства! Анна Иоановна, напротив, вела себя сдержанно и больше посматривала на супругу Волынского, грациозную красавицу в тёмно-зелёном платье со шлейфом и косами, уложен; ми корзинкой. Проходя мимо зеркал, императрица сравнила себя с Волынской и застыдилась своей полноты и рябого лица. От этого ей становилось дурно и хотелось поскорее покинуть дом. Она попросила показать ей конюшню, прошла за Артемием Волынским во двор. В конюшне стояли жеребцы немецкой, неополитанской, кабардинской, грузинской, турецкой и калмыцкой пород. Уходя, она заметила разочарованно: