— Да, дорогой джигит, об этом мы хорошо помним. А как звали твоего дядю? — заинтересовался Казак-бай.
— Мурадом…
— Не косорукий ли он?
— Не знаю, яшули. На войну уезжал с целыми руками, но отец говорил, что ему повредили руку саблей под Дербентом джигиты Султан-хана Аварского.
— Был у нас один с того разбитого корабля и звали его Мурадом. Привезли его с Куланьего острова, где затонул русский корабль. Бедняга был без сознания, думали, умрёт. Но табиб наш соединил ему разрубленную кость ниже локтя, да неловко это сделал — кость срослась неровно, рука крюком торчит. Года два в ауле у нас жил Мурад, никак не мог вспомнить, где его родной аул. Спрашивали его, а он только и отвечал: «Кум — моя родина». Кум — песок, а пески у нас за спиной, за Усть-Юртом, за Хивой… Мы отправили его туда… А потом, года два назад, я видел косорукого Мурада в кузнице Кадыра-усто, на Усть-Юрте, в ауле Довлет-Гирей… Другого Мурада не знаем…
— Спасибо, яшули, другого нам и не надо. По всему видно, что косорукий Мурад и есть мой дядя. Только как нам добраться до того аула, где стоит кузница? — Арслан, словно охотник, вышедший на хорошую дичь, собрал своё внимание.
— Сынок, это не так близко, но по нашим меркам не так и далеко. Сейчас я тебе скажу, сколько минзилей[22] до аула Довлет-Гирей. — Казак-бай загнул мизинец на левой руке, запрокинул подбородок, зашептал про себя, затем сказал: — Восемь минзилей будет. Заплатишь немного, покормишь в дороге — дам тебе провожатого.
— Без провожатого нам и шага по этой земле не сделать! — обрадовался Арслан. — Кто будет провожатым?
— Внук мой, Корсак-бай, он часто в Хиву и назад с караванщиками ходит.
— Спасибо, яшули…
После двухдневного отдыха Арслан с джигитами и проводником, при двух верблюдах, пустились в путь. Весна только начиналась. На мангышлакском плато пробивалась трава: лезла она отовсюду, из-под камней в трещин. Солнце ласково пригревало с высоты, и всюду, словно жёлтые тени, мелькали тушканчики. Несколько раз появлялись на горизонте стада сайгаков и уносились прочь, оставляя гулкое эхо. Урочища или юрты, как их называли хозяева киргиз-кайсакской степи, представляли собой мелкие хуторки из нескольких кибиток и агилов для скота, но непременно с колодцем во дворе. Джигиты, напоив коней, готовили ужин — разогревали на огне приготовленное ещё в Арзгире жареное баранье мясо, отправляли жирные кусочки в рот, в макали в растопленное сало чурек. Ночевали на кошмах. Чтобы отогнать от себя блох, подкладывали под голову и тело сухую полынь. Утром чуть свет пили чай в отправлялись дальше.