Азиаты (Рыбин) - страница 170

Ильбарс-хан, узнав о героическом сражении туркмен с войском Надир-шаха, воспылал гневом и повёл свои отряды к крепости Ханка. Он успел поставить заслоны, но подошёл к городу, когда туркмены уже отступили, и принял на себя сокрушительный удар персидской конницы, а затем пехоты и артиллерии. Ему ничего не оставалось, как войти с войсками в город и закрыть ворота. Началась осада города, которой руководил сам Надир-шах. Выдержав ощутимый удар туркменской конницы и потеряв несколько тысяч отборных воинов, он пребывал в неописуемой ярости. Тысячи и десятки тысяч стрелков, конников, сапёров накатывались на толстые и высоченные стены Ханка, лезли по лестницам вверх, скатывались и падали и вновь устремлялись вперёд. Несколько дней беспрерывного штурма её принесли желаемой победы, и Надир-шах приказал сделать подкопы под крепостные стены, заложить пороховые бочки и взорвать их. Сапёры приступили к делу, войска отошли, чтобы немного отдохнуть. Надир-шах отправил в Хиву к Мухаммед-Али-хану Ушаку гонца с письмом. В послании обещал блага и почести туркменским ханам, если они перейдут на его сторону. Ушак-сердар принял бумагу и сказал «нет». Гонец уехал ни с чем, правда, поведав шаху, что увидел в Хиве. По его словам, туркмены перекрыли канал Шахабад и воду пустили во рвы, окружающие город. Подступиться к хивинской столице невозможно. Выслушав его, Надир-шах заявил:

— В моих войсках столько ртов, что если каждый напьётся из хивинского рва, то он окажется сухим!

Готовясь к штурму, Надир-шах посылал воинов в окрестные селения, и они гнали пленных и везли всё, что могли. Были захвачены палатки Ильбарс-хана, которые он не успел собрать и увезти в крепость. В них оказалось иного ценного имущества и боеприпасов. Разгромили и разграбили аул Ширханджи, в котором жили мирные дехкане. Штурм начался с артиллерийского обстрела, продолжавшегося беспрерывно трое суток. И когда уже город горел и задыхался от дыма и были, начали взрываться крепостные башни. Высокие столбы дыма и пыли взлетали из-под земли, разрушая башне и оставляя проходы, в которые тотчас устремлялась персидская пехота. Надир-шах, находясь поодаль, в укрытии, со зловещей улыбкой смотрел, как рушится первая из пяти хивинских крепостей. Вокруг него толпилась свита, возвеличивая его ум и беспримерную храбрость. Летописец его величества тут же торопливо записывал* «Стены крепости под ударами осадных орудий были обращены в развалины, а подкопы сделали о башням, то, что делает рука с шиворотом… Корда осаждённые увидели себя с шести сторон в пучине бедствия, они вместе с большой группой узбекских военачальников вышли из крепости и сдались на милость его величества». Перо летописца опережало события, но всё происходило именно так. Когда рассеялся дым над крепостью, из ворот её с поднятыми руками направились к Надир-шаху сановники Ильбарса.