Реза-Кули-мирза отправился к конной сотне, в которой ехал, отыскал своих друзей и принялся жаловаться на отца:
— Наш солнцеликий совсем обезумел: больше всего на свете он стал бояться собственного сына. Он, как волк, охотится за мной, не доверяя мне. Разве можно, спокойно жить при такой подозрительности?
Реза-Кули-мирза говорил громко, привлекая внимание нукеров, но они и сами заметили недоверие шаха к старшему сыну. Неизвестно кем брошенная фраза: «Реза-Кули-мирза прикрыл злодея, чтобы спасти себя!», поползла от одного к другому. Слух этот дошёл и до Надир-шаха, и повелитель подумал, что это вполне здравое рассуждение: Реза-Кули-мирза мог решиться на заговор. К утру, после недолгого и неспокойного сна, шах решил выехать на открытую местность и вместо Решта избрал местом стоянки Тегеран. Продвигаясь по холмистой местности, отгороженной от леса и моря высокими отрогами Эльбруса, войска подошли к Тегерану и втянулись в него, словно в нору. Почти вся пехота и артиллерия расположилась в караван-сараях и на площадях, кавалерия вместе с гвардией шаха отправилась в пригород к летним домам и их тенистым садам. Здесь, на лоне природы, было много увеселительных заведений с музыкой, женщинами и опиумом в курительных комнатах. Надир-шах, придерживающийся суровой и трезвой жизни и сыновьям желавший того же, призвал к себе Реза-Кули-мирзу на необычную беседу:
— Сын мой, видит Аллах, как натружен твой разум и как надрывается сердце твоё от непосильных желании. Глядя на тебя, и я страдаю. Жалость и сочувствие заставляют меня удалить тебя от всех жестокостей жизни и предоставить тебе полный покой. Останешься здесь, в Тегеране, в окружении своего гарема, евнухов и слуг твоих. Отдыхай, веселись и набирайся сил для добрых дел.
— Отец, за что такое наказание? Я не виновен ни в чём!
— А разве я обвиняю тебя в чём-то?
— Ты подозреваешь меня…
— Сын мой, когда я удалю тебя от своих глаз, мне легче будет найти злодея, покусившегося на меня… Впрочем, я видел его собственными глазами, когда он спрыгнул о дерева. Он не перс и не курд, скорее всего хивинец или бухарец: у него такой разрез глаз, как у красавиц древнего Афросиаба, запечатлённых на стенах в перерисованных для дестана «Шах-наме» нашего великого Фирдоуси… Ты сам-то не видел раньше среди твоих нукеров такого красавца? — Шах зловеще усмехнулся. — Мудрые люди двора говорят мне, что ты в лесу и не искал злодея, а ходил меж деревьев с тяжкой думой на лице. И глаза твои зорко не вглядывались, где мог скрыться убийца.
— Но ты же жив, отец, из тебя вытекло всего несколько капель крови! Стоит ли говорить о каком-то убийце?! Скорее всего, это был какой-нибудь безумец, накурившийся терьяка!