— Сначала перенесем в овчарник еще живых, авось кто из них, с божьей и с нашей помощью, выживет. А убитых похороним завтра, они не обидятся. Начнем с обследования кукурузного поля, а потом и дальше продвинемся.
И все старики, женщины и подростки откликнулись на призыв деда Микиты. Оксана и Иванко обнаружили меня на краю кукурузного поля, около колхозного зернового склада. Ребята обратили внимание на мое розовое вспотевшее лицо, подумали, что я жив. Иванко подозвал свою мать. Та пощупала мой пульс, приложилась ухом к груди, сказала:
— Контужен, отойдет. Расстилайте половик, понесем его в овчарник. Так поступали и другие хуторяне. В результате, к вечеру в овчарник, устланный свежей соломой, было перенесено около трех десятков фронтовиков, имеющих ранения и контузии.
Обо всем этом я узнал уже через месяц пребывания в «лазарете» деда Микиты, когда отступила глухота. Нельзя забыть доброты и заботы, проявленной жителями того маленького хутора вблизи Подвысокого, перенесших с поля боя раненых и контуженных воинов и выходивших многих из нас.
Спасая нас, они рисковали. Если бы нагрянули сюда каратели, всем жителям хутора грозила фашистская расправа. И мы хорошо понимали это. Поэтому, как только кто из нас был близок к выздоровлению, мы группами по два-три воина уходили «догонять своих». У некоторой части раненых, находившихся здесь, надежд на поправку было мало. Умерших хоронили на опушке дубравы.
Помню, как дед Микита принес нам тревожную весть. Немцы свирепствуют в Киеве, расстреливают коммунистов, евреев и не успевших эвакуироваться работников республиканских и городских органов власти. Печальное это известие подтолкнуло меня и моего нового друга — сибиряка, однокашника по 80-й стрелковой дивизии, шофера зенитного дивизиона Дмитрия Швецова собираться в трудный, но необходимый путь. Дмитрий был старше меня на пять лет, в армии служил тоже второй год, до этого пользовался отсрочкой по семейным обстоятельствам. Он мне нравился своей рассудительностью, да и он видел во мне подходящего напарника, тоже собираясь отправиться в трудный путь по вражескому тылу. Мы подружились с ним и решили пробираться вдвоем. Раненая нога у него уже подзажила. Своими намерениями поделились с дедом Микитой. Мудрый восьмидесятилетний старик одобрил наше решение.
— Скажу откровенно, хлопцы. Трудно вам будет. Ведь немец уже далеко зашел за Днепр, путь наш будет длинный и опасный. Но идти вам нужно, вас присяга и совесть обязывают. Хлопцы вы молодые, здоровые, смелые. Я уверен, что вы пробьетесь. Лишь бы на тот берег Днепра вам перебраться, а там леса пойдут, в них партизаны могут оказаться. Я те места хорошо знаю по гражданской, мы там воевали с белогвардейцами.