Днем ко мне подошла та же девочка, но уже не одна, а с хлопчиком ее возраста, конопатым, с давно нестриженными каштановыми волосами. Девочка держала перед моими глазами тетрадный листок, на котором крупными буквами было старательно выведено:
«Дид Микита казав, що вылечит вас травами з мэдом. Меня звать Оксана, а хлопчика — Иванко».
Когда прочитал, у меня на щеках появились слезы радости. Оксана накормила меня вкусными коржами, напоила молоком. Иванко подложил мне под голову свежей соломы, чтобы было удобнее, поправил на мне домотканое покрывало. Попрощавшись, жестикулируя, они ушли.
Перед вечером пришел дед Микита. Он опять дал мне несколько ложек того же лекарства. Показал мне свои ладони с растопыренными пальцами, хитровато улыбнувшись. Как я догадался, это означало, что через десяток дней я поднимусь на ноги. Приветливо улыбнувшись, дед Микита ушел. Потом они ежедневно появлялись: Оксана и Иванко утром, а дед Микита — вечером.
Мне почему-то представлялось, что в овчарне я лежу один. Примерно через неделю я смог сесть и осмотреться вокруг. Немало удивился, когда увидел, что весь овчарник был заполнен ранеными. Их было около тридцати. Все лежали, сидячих на соломе не было, не было и бродивших по овчарне. Тогда же я в первый раз увидел, что местные ребятишки навещали раненых. С десяток хлопчиков и девочек гурьбой вошло в овчарню с кузовками или с узелками. Они сразу разошлись по одному к раненым, стали кормить их супом, кашами, а потом молоком или домашним компотом.
Прогноз деда Микиты был не совсем точным. Лишь на двадцатый день я смог встать на ноги и немного постоять, опершись на палку, принесенную мне Иванком. А еще через две недели я стал передвигаться по овчарнику. Дед Микита, как настоящий чародей, поставил на ноги меня и многих других раненых и контуженных воинов, подобранных местными жителями с поля боя. Как я потом узнал, он по профессии — ветеринарный врач, а в хуторе заслуженно считался и людским лекарем.
Прошло еще какое-то время, я стал уверенно передвигаться по овчарнику, и что было не менее радостным — ко мне уверенно возвращался слух. От Оксаны и Иванка, да и от деда Микиты я узнал, что в этот овчарник на опушке небольшой дубравы рядом с хутором из десяти хат раненых и контуженных воинов перенесли хуторяне. Хутор и дубрава были на удалении от шоссейной дороги, видимо, поэтому или не были замечены, или не привлекли внимание оккупантов. После того, как стих последний бой, фашисты устремились за отступившими советскими войсками. Дед Микита, увидев убитых и раненых на недавнем поле боя, обратился к хуторянам: