Что осталось позади? Семья? Я не помнила, что это могло значить для меня. Друзья? Они никогда ими не являлись. Вещи? Они не имели значения. Двадцать лет жизни? В них было еще меньше смысла и необходимости, чем в окружавших меня безделушках. Сердце на миг замерло, сдавливаемое сомнениями. Что изменит мое решение? Кто-то будет сожалеть? Тосковать? Я представила пустую комнату, в которой никогда меня не было. Жалкое зрелище. Вот только это казалось правдой — ни одна из этих вещей никогда не расскажет о своем хозяине. Никаких воспоминаний. Пустота.
Я обернулась к городу. Он ждал только меня, поблескивая вдалеке крошечными огнями. Эта жажда всегда жила внутри, тихо нашептывая мне на ухо, каждый раз, когда мой взгляд падал на мирно спящие улицы. Теперь это был не шепот, а настоящий крик. Я принадлежала этому городу, а он мне. Всего один шаг, все внутри требовало полета, жаждало почувствовать потоки ветра, бьющие в лицо, играющие с тонкой одеждой. У меня появились крылья, он дал их мне. Я снова была голодна, но здесь от этого не находилось спасения. Мне следовало уйти.
Мои руки сжались когтями на оконной раме, спина выгнулась, подготавливая тело к прыжку. Я трусливо бежала, подальше от боли и проблем. Туда, где никто и никогда не осудит. В новый мир. В абсолютную темноту.
Глубокая ночь
Я кричала, вырываясь из чьих-то крепких объятий. От моего воя закладывало уши, от моих резких движений человека кидало из стороны в сторону, но он не отпускал. Его руки еще сильнее сдавливали мою фигуру, оттаскивая от открытого окна, обратно, в губительную духоту и замкнутость. Я хотела причинить ему боль, разорвать на часть за то, что меня вновь запирали в клетке, бросая на цепь.
Окно закрылось с оглушающим грохотом, от которого мое сердце начинает кровоточить. Ветер в отчаяние бьется о стекло, не способный проникнуть внутрь. Они разделили меня с городом, оставив нас страдать в одиночестве.
Меня укладывают в кровать, укрывая толстым одеялом, но я скидываю его прочь, требуя свободы. Мои запястья и щиколотки сдавливают тугие веревки, обездвиживая, превращая в жертву, словно готовя к распятию. Я начинаю понимать, что мои стоны и плач невыносимы для них, они корчатся, закрывают уши, но не отступают. В конце, мне совсем не удается пошевелиться, от этого мой крик становится еще громче.
— Нужно звонить врачу, — голос тихий и нерешительный.
— Ты ее видела? Да они заберут ее в психушку, не задумываясь, нам нужно ждать. Просто ждать, — отвечает ей мужчина, опасливо отходя в сторону.