— Подожди-ка. Что значит — бабушкин дом записан на нас обоих? Впервые слышу.
Тони оперся на локоть, поморщился, но не утратил решимости.
— Ну, разумеется, ты слышишь об этом впервые. Если бы я предоставила тебе право им распоряжаться, ты превратил бы его в общежитие для условно освобожденных или в дом реабилитации для своих драгоценных психов. Послушай, мне просто нужно, чтобы ты подписал доверенность адвокату и договор.
Она извлекла два листа бумаги и положила их на прикроватный столик, одновременно хватая пульт управления койкой и беспорядочно давя на кнопки.
Тони вдруг обнаружил, что его то поднимает вверх, то опускает вниз: это Ванесса пыталась сообразить, как сделать так, чтобы он сел в кровати.
— Почему я обо всем этом слышу только сейчас? А что там с деньгами за аренду?
Удовлетворившись положением койки, Ванесса пренебрежительно отмахнулась:
— Ты бы их все равно растранжирил зря. Ну что бы ты с ними сделал? Накупил еще больше идиотских книжонок? В любом случае ты получишь свою долю, когда подпишешь договор о продаже. — Порывшись в сумочке, она вытащила ручку — Вот, подписывай.
— Мне надо прочесть, — запротестовал Тони, когда она сунула ему ручку.
— Зачем? Это тебе ничего не даст, ты все равно в этом ничего не смыслишь. Просто подпиши, Тони.
Ему подумалось: невозможно понять, пытается она его одурачить или нет. Она в любом случае вела бы себя одинаково — нетерпеливо, раздраженно, в непоколебимой уверенности, что он, как и весь остальной мир, норовит воспользоваться любой возможностью, чтобы вставить ей палки в колеса.
Он мог бы попробовать воспротивиться, потребовать, чтобы она дала ему прочесть документы целиком и предоставила время обдумать, чего она хочет. Но сейчас ему было все равно. Нога у него болела, голова болела, и он знал, что ничего важного она у него забрать не может. Конечно, не исключено, что она скрывала от него то, что ему принадлежит. Но до сих пор он прекрасно обходился без этого и, вероятно, сможет обойтись и впредь.
— Ладно, — вздохнул он.
Но он не успел: дверь распахнулась, и, подобно военному кораблю, в палату вплыла миссис Чакрабарти в окружении своего флота, выстроенного в боевой порядок.
Одним молниеносным движением Ванесса отправила документы обратно в сумочку. Похлопывая сына по руке, она незаметно вынула у него из пальцев ручку, не переставая озарять миссис Чакрабарти своей самой лучшей профессиональной улыбкой.
— Видимо, вы и есть знаменитая миссис Хилл, — промолвила хирург. Тони почудилась в ее тоне какая-то сухость.
— Я вам очень признательна за прекрасную работу над коленом моего сына, — заворковала Ванесса. — Ему трудно было бы примириться с мыслью, что он до конца дней своих останется калекой.