— Тот еще был денек. Мне вынули дренаж. Честно говоря, больнее мне никогда в жизни не было. Снятие шины после этого казалось сущим пустяком. — Он криво усмехнулся. — Впрочем, я преувеличиваю. Зато теперь у меня ножная манжета, которая держит сустав. — Он жестом указал на ком под одеялом. — Похоже, рана заживает хорошо. Меня возили на рентген, и кость тоже, судя по всему, в неплохом состоянии. Так что завтра садисты из физиотерапии насядут на меня, чтобы увидеть, сумею ли я выбраться из постели.
— Замечательно! — обрадовалась Кэрол. — Ну кто бы мог подумать, что ты так скоро опять окажешься на ногах?
— Подожди, не увлекайся. «Выбраться из постели» — значит просто немного поковылять на ходунках, а не бежать марафон. Чтобы стать хоть немного похожим на себя прежнего, мне еще придется здорово поработать над собой.
Кэрол фыркнула:
— Можно подумать, ты какая-нибудь Пола Рэдклифф[17]. Ладно тебе, Тони. Все-таки ты никогда не был великим атлетом.
— Возможно. Но я все равно вволю поупражнялся. — Он пошевелился под одеялом.
— И еще поупражняешься, — великодушно пообещала Кэрол. — Короче говоря, как я понимаю, день в целом прошел неплохо.
— В общем-то да. Правда, заглядывала мать, а это всегда способно испортить настроение. Впрочем, судя по ее словам, мне принадлежит половина бабушкиного дома.
— Мало того что я понятия не имела о твоей матери, так, значит, у тебя есть еще и бабушка?
— Нет. Старушка скончалась двадцать три года назад. Я тогда учился в университете. Да-а, в те времена мне бы не помешали эти полдома. У меня вечно не было ни гроша за душой, — добавил он, не вдаваясь в подробности.
— Не уверена, что все это до конца понимаю, — заметила Кэрол.
— Я сам не уверен, что понял. Видимо, еще не отошел от морфия. Но если я правильно уяснил себе то, что говорила мать, получается, что ее собственная родительница завещала мне половину своего дома, когда умирала. Кажется, в свое время это ускользнуло от внимания матери. Уже двадцать три года дом сдают внаем, но мать считает, что его пора продать, и ей нужно, чтобы я подписал бумаги. Конечно, увижу ли я в результате хоть пенс, — вопрос отдельный.
Кэрол недоверчиво воззрилась на него:
— Это же просто кража.
— Ну да, я знаю. Но она же моя мать. — Тони поерзал, устраиваясь поудобнее. — Да и в общем-то она права. На черта мне деньги? У меня и так есть все, что мне нужно.
— Можно и так на это смотреть. Но я все равно не могу сказать, что это одобряю.
— Моя мать — стихийное явление. Одобряй, не одобряй — это роли не играет.
— А я-то думала, она давно умерла. Ты ведь о ней никогда не говорил.