— И больше всех возмущались владельцы «Квельспрессен», так? — спросила Анника.
— Да, после того, как мы получили возможность вещать в цифровой сети, — подтвердила Анна.
— Как твоя головная боль?
Анна закрыла глаза, светильники превратились в синие светящиеся полосы, видимые сквозь прикрытые веки.
— Как всегда, — ответила она. — Я стала очень уязвимой.
— Ты и правда думаешь, что это стресс? Может быть, тебе попить легкие успокаивающие?
Анника не на шутку обеспокоилась.
— Я пробую, — пробормотала Анна и медленно выдохнула.
— Что Миранда?
Анна мотнула головой и прикрыла рукой глаза.
— Она с Мехметом.
— Это хорошо или плохо?
— Я не знаю, — прошептала она. — Я не знаю, смогу я выдерживать это и дальше.
— Ты сможешь, — сказала Анника. — Приходи ко мне завтра утром. Томас уйдет играть в теннис, а я куплю бисквиты.
Анна Снапхане рассмеялась.
Они закончили разговор, и Анника поехала дальше, продолжая испытывать неприятный дискомфорт в желудке. Она впервые подумала, что у Анны действительно есть какая-то физическая болезнь. Ее подруга много лет посещала доктора Ольссона, жалуясь на все описанные в медицинской литературе симптомы, но, насколько Анника помнила, антибиотики Анне назначали всего дважды. Один раз она приняла лекарство от кашля и, узнав, что в нем содержится морфин, впала в панику и позвонила Аннике, сказав, что стала наркоманкой.
При этом воспоминании Анника не смогла сдержать улыбку.
Она свернула с автострады и углубилась в жилые кварталы Свартэстадена.
Это действительно была другая страна или, по крайней мере, другой город. Это не Лулео, это и не совсем Швеция. Анника медленно проезжала сквозь причудливые трущобы, поражаясь их атмосфере.
Эстонский хутор, думала она, польское предместье.
Лучи автомобильных фар выхватывали из-за почерневших деревянных фасадов огороды с сараями и колодцами, просевшие крыши и уродливые ограды. Дома, почти все низкие и кривобокие, словно были построены из упаковочных ящиков. Краска на большинстве строений облупилась, окна пузырились кустарно выдутыми стеклами. Она проехала мимо эмаусского дома с призывами к освободительной борьбе — неизвестно, правда, против кого.
Анника остановилась у станции утилизации отходов на Больтесгатан и вышла, оставив сумку в машине. Шум металлургического комбината доносился сюда как тихая, звучащая вдалеке песня. Она медленно пошла вдоль улицы, заглядывая через заборы во дворы.
— Вы что-то ищете?
От крыльца одной из лачуг к ней шел человек в вязаной фуфайке и стоптанных ботинках, подозрительно косясь на ее автомобиль.
Анника улыбнулась.