— Не должна, потому что ты должен стойко переносить тяготы и лишения бремени приветливого родственника и друга…
— Тебе надо завязывать с чтением бестселлеров про сталкеров, — сказал Комбат. — Скоро ты вовсе разучишься разговаривать по-русски с этим дерьмом.
Разговорились, ходилы! И медицина, настроенная на них, зелёным пишет. Оживились, уродцы… родимые, живая наша иллюстрация к старинному чернобыльскому анекдоту.
— Так я с зимы баклуши и бил у сестры с вот этим бездушным, — продолжал Тополь. — Я теперь вообще тебя игнорирую, — сказал он Комбату. — Днём я пил пиво у них в садике, сидел на форумах, укрощал неправых, вечером пил пиво в «Писателе и свистке», с Шугпшуйцем вашим, Олегыч, и с другими графоманами, а ночью пил пиво в доме, как раз канал NASA по ночам активизируется. Ну а от скуки подмечал всё вокруг…
— И помечал, — вставил Комбат. Клубин ещё раз повернул направо и обернулся посмотреть на сталкеров. Они, отрегулировав каталку, полусидели уже, оказывается. Тополь рассказывал, Комбат с обычной усмешкой слушал его. Он порозовел, чёрную щетину его уже не было так заметно. «Так пойдёт, придётся опасаться предательского удара в спину», — подумал Клубин.
— Из Подфарника же конспиратор — как из бутылки молоток. Он со своей гопой регулярно устраивал совещания, а за две недели до выхода этого своего повадился военные советы собирать ежедневно. Таскали туда-сюда снарягу. А я ж их всех смолоду знаю: и Sleep'a, и Кутака водил по разу, никто не отказывался со мной пивка выпить. Заворачивали ко мне в садик…
— «Ко мне в садик».
— …К нам в садик, присаживались. Пиво пили и вели себя загадочно. Ни слова о «полыни», конечно, чего там. Только я все треки и все фишки Подфарника наперечёт знаю, да и все вокруг знают. Кстати, я его уважаю вполне как трекера. Его фишки люди, конечно, грабили, но далеко не все. К этому ангару с «Прокрустой Копейкина» лично я, например, и за верным «абсентом» не сунулся бы. А ведь у него были треки и в Монолит, и в Полесье он что-то прятал, и за реку у него был трек, старинный какой-то, радиоактивный… Ходил он осторожно, но умело. Но — ведро он, конечно, худое как человек. За пару дней до выхода — как раз истерике с самолётом начаться — явился к старине Комбату инкогнито, идиот. Советоваться, какие цены нынче. К забаненному сталкеру… В общем, я Подфарника и встретил, как он вернулся с Клин-Клинских, бывших Толстолесских… Посмотреть на него стоило, чтобы знать, какие бывают люди, из Зоны выбравшись… Ну прощай, цивилизация! — Тополь примолк.
Машины Клубина и Старпетова оставили позади комплекс «Пермь» и катили теперь по бетонной двухрядке в чистом поле. Скоро должен был начаться лес. Было уже совсем светло. Далеко справа тянулась, сколько было видно, чёрная стена, по решению Совета Безопасности ООН долженствующая наконец охватить Зону сплошным кольцом. Почти тысяча километров окружность, пятиметровой высоты стена полутора метров толщиной. Интересно, кто-нибудь из местных остряков обозвал уже её как-нибудь?.. Навстречу машине низко летел вертолёт, приблизившись, пошёл боком, пугая, показывая бурундука на боку и стволы пушек, торчащие из открытого салона. Но сверкнул на панели «кубика» козырной туз Малоросликова, и вертолёт, приосанившись, пролетел мимо, куда ему там было нужно. «Хаммер» свернул с бетонки на объездной грейдер, тряхнул старинный мостик через заплесневелую Нижжу и вкатился в сосновый бор. До Новых Соколов оставалось четыре километра. Здесь надо было приглядывать не только за поздоровевшими сталкерами. Вполне могла прыгнуть выжившая собака, или недобитый снарк мог свалиться с дерева на крышу. Клубин включил датчики движения — и родной хаммеровский, и личный, в спецкостюме.