Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим) (Войнович) - страница 6

Мой отец, по рассказам матери, до ареста был веселым и компанейским, а после освобождения стал нелюдимым и замкнутым.

По взглядам он был идеалист, по склонности души проповедник, по характеру скромник, а по образу жизни аскет.

Я знал очень многих людей, призывавших к исполнению моральных законов, которые сами не блюли. И я не знал никого, кто бы, как мой отец, так неукоснительно и до крайностей следовал собственным нравственным установлениям. Он был уверен, что жестокость, проявляемая человеком к человеку, начинается с закалывания свиньи. Сам он не только не ел мяса, но не носил ничего мехового и кожаного: ни воротника на пальто, ни ботинок, ни ремня, ни ремешка для часов. Он исключил из своего рациона рыбу, яйца и молоко. Еще удивительнее, что он не употреблял в пищу фрукты, считая их излишней роскошью, и овощи, кроме картошки и капусты. Да и во всем остальном не давал себе поблажек: спал на жестком, умывался ледяной водой. Он и меня с младенчества пытался склонить к спартанскому образу жизни, приводя в пример исторические личности, из которых князь Святослав клал под голову седло, а генералиссимус князь Суворов предпочитал шинель перине. «Хлеб да вода — молодецкая еда» — была его любимая присказка. И еще того же рода наставление: «Держи живот в голоде, голову в холоде, ноги в тепле. Избегай докторов и будешь здоров». Отец обижался, когда я называл эти его взгляды утопией…

Он пережил все, что выпало на долю его поколения: и голод, и холод, и тюрьму, и войну, с которой вернулся инвалидом. После войны работал в мелких газетах на невысоких должностях за малую зарплату, а потом получал и вовсе мизерную пенсию, но этого ему, как он сам считал, вполне хватало на все. Он остался идеалистом. Я вырос скептиком. Ни в какие рецепты скорого улучшения общества не верю и считаю, что все утопии при попытке внедрения в жизнь приводят человека к еще большему озверению…

В паспорте у меня записано, что я родился в Душанбе, но на это никто не обращал внимания до 1980 года, когда я оказался в Германии. Попав туда, скажем так, при не совсем обычных обстоятельствах, я привлек к своей персоне внимание журналистов. Давал в день по нескольку интервью. Меня спрашивали, я отвечал: родился в Душанбе, потом жил в другом таджикском городе, в восемь лет перед самой войной уехал на Украину, в Таджикистане с тех пор ни разу не был. Потом были две эвакуации, работа в колхозе, на заводе, служба в армии… Простодушно повторял одно и то же, поскольку и жизнь у меня одна, без вариантов. Говорил, будто заполнял анкету. Отвечал, не подозревая, какая картина сложится в итоге. Когда же все эти интервью одно за другим вернулись ко мне в печатном виде, я был, мало сказать, удивлен тем, что извлекли из общения со мной журналисты. Я тогда знал немецкий очень плохо, но и моих скудных знаний оказалось достаточно, чтобы оторопеть.