And the baffled kites have fled;
The wise hy;nas come out at eve
To take account of our dead.
How he died and why he died
Troubles them not a whit.
They snout the bushes and stones aside
And dig till they come to it.
They are only resolute they shall eat
That they and their mates may thrive,
And they know that the dead are safer meat
Than the weakest thing alive.
(For a goat may butt, and a worm may sting,
And a child will sometimes stand;
But a poor dead soldier of the King
Can never lift a hand.)
They whoop and halloo and scatter the dirt
Until their tushes white
Take good hold in the army shirt,
And tug the corpse to light,
And the pitiful face is shewn again
For an instant ere they close;
But it is not discovered to living men—
Only to God and to those
Who, being soulless, are free from shame,
Whatever meat they may find.
Nor do they defile the dead man’s name—
That is reserved for his kind.
Когда разойдутся друзья с похорон,
и будут могилы спать,
к мертвецу стекётся со всех сторон
мудрых гиенов рать.
За кого и за что он жизнь положил,
гиенам вопрос незнаком.
Им надо сквозь камни до мяса и жил
добраться скорей тайком.
Мертвого можно вволю сожрать,
чтобы набить живот,
мёртвый отпора не сможет дать
в отличье от тех, кто живёт.
Ведь бодётся коза и грызётся червяк,
и даже ребёнок – их враг,
но спящий в могиле солдат короля
для них не опасен никак.
Они воют и роют могильную грязь,
до белой льняной пелены,
чтоб вытащить тело, зловеще смеясь,
под свет молодой луны.
Откроется лик солдата на час,
чтоб вновь закрыться затем.
Здесь нет его взвода, и смотрят в глаз
лишь Бог и глаза гиен.
Гиен не вини. Им нужно мясца,
а чей это труп – плевать,
бойца осквернили собратья бойца –
любители убивать.