Я поняла, что Хмельков работает, вероятно, над лесной диорамой. Ждать здесь было нечего, поэтому я поехала домой. Вся надежда была на распечатки его телефонных переговоров.
* * *
Дома мне попался на глаза мешочек с гадальными двенадцатигранниками, и я решила спросить у них, насколько близок финал моего расследования. Достав косточки, я бросила их на стол. Двенадцатигранники немного покрутились и застыли, сформировав следующую числовую комбинацию: «5+36+17». Ее трактовка оказалась философской: «Продолжать смеяться гораздо легче, чем окончить смех». Ну, как тут было не подумать о коверном? Когда я на улице спросила Геннадия, зачем он украл Урала, тот стал смеяться громко и безудержно. Включить свое профессиональное умение ему было намного легче, чем сказать мне что-то вразумительное. Пока Вырубов хохотал, он размышлял над достойным ответом, но ничего толкового не придумал. Тем не менее неприятная ситуация, в которую я его поставила, была сглажена этим истерическим хохотом. Разобрав эту мизансцену, я мысленно перекинулась на другую, которая разыгрывалась уже на арене цирка. Коверный весело хохотал над зрительницей, безуспешно пытавшейся лопнуть шар, чтобы узнать, какая у него начинка. Геннадий продолжал смеяться даже тогда, когда к нему присоединилась добрая половина зрительного зала. Ему было гораздо проще продолжать хохотать, чем остановиться. Наверное, такое происходит каждый раз во время его реприз, и эту тактику Вырубов перенес за пределы цирка. Как ни крути, но мое расследование закончится только тогда, когда я заставлю коверного «окончить смех».
Я убрала кости в мешочек и вдруг усомнилась в правильности своих выводов. А если все-таки не Геннадий украл тигренка? Зачем ему это? Материальных проблем он не имеет, так как не обременен семьей и имеет возможность подзаработать на корпоративах. Может, он в чем-то зависит от Хмелькова? Вряд ли. Скорее сам Геннадий способен манипулировать другими людьми. Я была вынуждена признать, что все-таки попала под влияние Вырубова. Он дважды подкидывал мне версии, далекие от истины. Впрочем, это тоже не являлось доказательством его вины. Любой человек имеет право на собственное мнение, в том числе на ошибочное. Не ошибается тот, кто ничего не делает, в данном случае ни о чем не думает. Я тоже ошибаюсь, но отношусь к этому философски – отработав каждую неверную версию, я приближаюсь к единственно верной.
Версия о том, что директор замешан в исчезновении тигренка, попавшего в цирк нелегальным путем, была не такой уж нереальной. Особенно если учесть, что в Тарасов вот-вот должна была приехать (и приехала!) комиссия из Росцирка. Варецкие тоже не исключали, что такое возможно, но промолчали, чтобы я в начале своего расследования не оказалась в шорах предубежденности. Пообщавшись с Артемом Юрьевичем и прослушав его разговоры, я пришла к выводу, что он не лицемерит. За глаза говорит то же, что и в глаза. Для меня этого было вполне достаточно, чтобы убедиться в его невиновности.