Он как взглянул ей в глаза — сразу чиркнул по песку ногой, чуть не упал и все же руку к фотоаппарату протянул.
— Снимите меня, пожалуйста! — пробился розовый голос.
И он от смущения стал изрекать непонятные глупости, которые Наташа (она из их журналистского стада) понимала и поощрительно улыбалась.
А Володя фотографировал ее так и сяк. Ловко получалось. Он падал на колени, в песок, поворачивал ее голову к зеленому, заросшему колючим кустарником мыску. И лишь однажды сплоховал. Хотел было приподнять Наташу вместе с пляжным узорчатым то ли шезлонгом, то ли троном, но споткнулся. Она оперлась о его плечи, выскользнула, засмеялась, но необидно. Кто‑то рядом еще подхохотнул.
Что же он не заметил ее раньше, за тем же обеденным столом? И странно, как мы крепко привыкаем, гак крепко к своему, обжитому и не хотим ничего иного. Вот привыкли есть много хлеба, привыкли вечерами вяло смотреть сериалы. Привык Владимир Королев и к своей жене. И здесь из сонма разных женщин выбрал подобие жены, только более изящное. Может, прав ушлый грек Платон: половинки разбросаны по свету. И он нашел более — менее сносную половинку и приклеил этот черепок к своей судьбе.
И Наташа каждым изгибом достает. Фу, что за слово! Тогда, при выборе жены (выбирал ли?) просчитался? Эта половинка приклеилась вся, без трещин. Эта красота создана для него. Скорее всего, такая уверенность — следствие праздности, выздоровления на фоне знаменитых руин, золотистого вина, магазинного изобилия.
«Нет, нет, нет! Это не так!» — сам себе возражал Владимир Королев. А Наташа, журналистка из Орла, дубль жены, подцепила его за локоть и повела к автобусу, на х от самый известный всем туристам мыс Сунион. Теперь Володя весь превратился в изгиб собственной руки: именно там покоились розовые женские ногти.
— Я так устроена — не нахожу общего языка с женщинами, мне всегда легче общаться с такими вот, как вы, — щебетала Наташа.
— А какой я?
— Вы больной человек. У вас и глаза, и душа не на своем месте. Глаза неспокойные. Вас где‑то раздавили.
Она еще и умница, и прозорливая.
— Что это за кустики такие? Розовые цветы? Ми — илые, нежные!
— Я знаю, я точно знаю. Это — олеандр, приморское растение. Помогает от сердца.
«Она сказала «от сердца», как моя бабушка когда‑то говаривала «от головы» или «от костей», — подумал Королев и улыбнулся этой простоте. Еще одна коллега по духу его соседа Бублейника.
Наташа сорвала цветок и воткнула его в кармашек блузки.
— Пахнет изумительно! — зажмурила вишневые глаза.
В автобусе она села рядом, достала из сумочки блокнот, длинный и узкий, похожий на домашний телефонный справочник, и прилежно застрочила обо всем, о чем говорила сизоволосая экскурсовод. Она писала, изредка откидывая назад голову, поворачивалась к Володе и виновато улыбалась. Прости, мол, меня — такая школярка, все на карандаш беру.