Я проследовал за своим провожатым по узкому коридору… Открылась дверь, и меня ослепил яркий свет множества лампад.
Проснулся я у себя дома, будто бы ничего не произошло. Неужто снова сон? Лишь мерцание синего камня на египетском золоте подтверждало реальность происходящих событий… И еще… я, действительно, почувствовал будто меняюсь внутренне… Все, о чем я мечтал ранее казалось мне пустым и глупым. Мне даже стало совестно, что поддался столь ненужным соблазнам…
Когда-то эту пектораль носили посвященные жрецы Анубиса, одним из которых мне суждено стать. Наш учитель сам воин Анубиса, невероятно! Может, это он оплакивал смерть невесты в облике черного пса, или сам Анубис явился встретить свою жрицу, дабы проводить на другой берег.
Мне нужно было с кем-то поделиться, иначе я сошел бы с ума. Но с кем? Кто поймет меня и не примет мои речи за бред безумца? Я не сумел припомнить никого, кроме Лермонтова. Этот неприятный человек единственный из моих знакомых, который серьезно относится к мистике. Он говорил мне о пугающих последствиях, если ключ от врат попадется в руки глупца.
Удивительно, но на сей раз Лермонтов не насмехался надо мною, он серьезно выслушал мой рассказ.
— Вы побывали у них… — удивительно, Лермонтов точно назвал адрес.
— Откуда вы знаете? — могу с уверенностью сказать, что его там не было, уж я бы заметил.
— Это не столь важно, — ответил Лермонтов, — поскольку для моего следствия было необходимо побеседовать с женихом Нины, а он не хотел показываться светской публике, пришлось мне самому разыскать его…
— Что удивительно, этот, так называемый Демин, совершенно спокоен, будто не переживает разлуку с Ниной, — я и сам не заметил, что произнес не "смерть", а "разлука", — но ведь это не так…
— А вы, действительно, начали многое понимать, — без тени иронии произнес мой былой недоброжелатель.
Мы беседовали как добрые приятели, а ведь несколько дней назад я ненавидел Лермонтова и боялся его шуток.
— Да… мне, кажется, ему нравится ваша поэма "Демона", вы смогли точно описать чувства всех таких как он… — задумался я, — мне кажется, вы говорите не только о слугах Апопа, а обо всех, несущих бремя веков…
Я сам не заметил, как назвал владыку Ада египетским именем. Лермонтов печально улыбнулся.
— Да, воин Анубиса приметил Нину давно, — ответил он, — когда она была еще ребенком… И, наверняка, предвидел ее смерть… и знает убийцу… Но он не может назвать его имя, поэтому нам, людям, необходимо самим восстановить справедливость…
Лермонтов пристально смотрел на меня.
— Неужто я под подозрением? — я не испытывал обиды, лишь удивление.