– О, герр оберст, если бы вы знали, как я соскучился по семейному уюту, немецкому языку и вообще по культурной обстановке, вы бы не спрашивали меня об этом.
– Вот и хорошо, садись. Чего тебе налить? Впрочем, можно и не спрашивать, ты, конечно, привык к русской водке? Признаться, я тоже люблю её – нельзя даже сравнить с нашим шнапсом.
– Если можно, мне лучше вина, я совсем не пью водки…
Это заявление немного насторожило оберста. Он сам не раз инструктировал агентов о правилах поведения и особенно подчёркивал первую заповедь разведчика – не потреблять алкогольных напитков.
– И совсем не пьёшь?
– Разрешаю себе не больше одной рюмки коньяка и стакана сухого вина.
– Вино есть, а коньяк сейчас будет. – Бертгольд дал соответствующие распоряжения денщику.
– Послушай, Генрих, – спросил, словно ненароком, Бертгольд, когда ужин уже подходил в концу и щеки Гольдринга порозовели от выпитого. – Ты не помнишь дела Нечаева?
– Василия Васильевича? Бывшего начальника ГПУ в том городе, где мы жили с отцом на Дальнем Востоке?
– Да, да, – подтвердил Бертгольд.
– Прекрасно помню. Ведь я написал анонимку на него.
– Скажи, в чём суть этого дела.
– Нечаев познакомился с отцом на охоте, и потом они часто ходили вместе охотиться. Но в тысяча девятьсот тридцать седьмом году отец заметил, что Нечаев как-то подозрительно относится к нему. Боясь, что он получил материалы о нашей деятельности, отец решил его скомпрометировать. Он сочинил, а я переписал анонимку и отправил в высшие органы ГПУ. В ней мы обвиняли Нечаева в том, что он ходит в тайгу не на охоту, а для встреч с японским шпионом, который действует в этом районе и передаёт ему секретные информации. Анонимке поверили, Нечаева арестовали, о дальнейшей его судьбе отец не мог ничего узнать.
– Вот и не верь в наследственность! Ведь у тебя чисто отцовская память. А для нас, разведчиков, хорошая память – первое оружие. Ты мне говорил, что помогал отцу расшифровывать наши приказы и зашифровывать сведения. Вчера мне пришлось просматривать свои архивы, и я случайно нашёл там интересную бумажку. Вот она. Не напоминает она тебе чего-нибудь?
Бертгольд протянул Генриху небольшой, уже пожелтевший листочек, на котором были написаны лишь три ряда цифр в разных комбинациях по четыре.
Пока Генрих внимательно разглядывал цифры, Бертгольд равнодушно курил, время от времени поглядывая на сосредоточенное лицо гостя. Оберст был уверен, что задание трудное, его мог выполнить лишь тот, кто годами имел дело с этим шифром.
Молчание затянулось. И Бертгольд уже начал жалеть, что прибег к такому сложному способу проверки. Ведь действительно надо быть старым опытным агентом разведки, а не юным помощником разведчика, чтобы держать в голове ключ кода, применённого четыре–пять лет назад, да и то всего несколько раз.