В Подгорном Генрих задержался несколько дольше, чем в других местах. За время пути он проголодался и охотно принял приглашение начальника местной полиции Барановского пообедать у него. Тем более что районный начальник полиции вахтмейстер Вольф представил Барановского не только как надёжного человека, но и как хорошего хозяина, умеющего угощать своих гостей, особенно господ офицеров. Командир отряда автоматчиков, сопровождавших Гольдринга, Вурцер, сперва, правда, не советовал лейтенанту долго задерживаться в Подгорном и настаивал на том, чтобы засветло вернуться в штаб, но, соблазнённый красноречивыми рассказами Вольфа о гостеприимстве Барановского, под конец и сам был не прочь воспользоваться удобным случаем и вкусно пообедать.
Барановский, высокий, неуклюжий человек, не помнил себя от радости: у него обедает не кто иной, как сам барон! Приглашая гостей садиться, он суетился, не зная за что взяться, и его долговязая фигура казалась от этого ещё более комичной. Старый немецкий мундир с белой полоской на рукаве, казалось, был сшит на юношу, а не на этого солидного, с большим животом человека. И этот живот начальник полиции никак не мог упрятать в мундир. Все средние пуговицы то и дело расстёгивались – застёгнутыми оставались лишь верхние и нижние, и тогда сквозь большую прореху было видно белую вышитую сорочку, вовсе не идущую к немецкому мундиру. Гольдринг не мог сдержать улыбки, при виде этого, как ему говорили, образцового полицейского.
Барановский приказал жене зажарить поросёнка и вообще приготовить такой обед, «чтобы он и в Берлине вспоминал» (начальник полиции думал, что Гольдринг не понимает по-русски, и потому не стеснялся в выражениях).
После этого Барановский по приказу Вольфа составил списки тайных осведомителей. Такие списки Генрих забирал в каждом селе, в котором проводил инспекцию.
Когда списки были готовы, Генрих приказал дать сигнал к тревоге. Через три минуты, как в этом убедился Гольдринг, следя по хронометру, отряд сельской полиции села Подгорного был выстроен.
– В списке двадцать три фамилии, а в строю я вижу лишь двадцать одного, – заметил Гольдринг, который вместе с Барановским и Вольфом обходил строй.
– Я – двадцать второй, а часовой на колокольне двадцать третий! – подобострастно пояснил Барановский.
Гольдринг взглянул на колокольню и, на самом деле, увидел там полицейского. Тот, приставив к глазам бинокль, всматривался вдаль.
– Вас часто навещают партизаны? – спросил Гольдринг.
– Да пока бог миловал.
И как раз в это время с колокольни раздался выстрел часового.