Что он пережил в тот вечер, рассматривая альбом Шульца! Была минута, когда Генриху показалось, что он выдаст себя и бросится на майора. Никто никогда не узнает, скольких усилий стоило ему сдержать себя. Но он сдержал, так было нужно.
Теперь ему будет ещё труднее. Отныне он будет жить не только среди врагов, но ещё и на чужбине. Пока их корпус стоял в Белоруссии, он мог в случае провала убежать в лес, к партизанам. Хотя он и был среди врагов, но жил дома, на родине, и всегда ощущал величайшую силу своего народа, его незримую поддержку, неисчерпаемую силу его духа. Да, он будет жить на чужбине, и в случае чего единственный выход – это крохотный револьвер, с которым он не разлучается ни днём ни ночью.
Но, чёрт возьми, Гольдринг будет жить! Долго и назло врагам. У него хватит сил держать себя так, чтобы гестаповские ищейки не напали на его след. Да, ему иногда до чувства физического отвращения противна эта роль барона фон Гольдринга. Когда-нибудь он расскажет об этом родным и друзьям, а сейчас надо молчать и ни на миг не забывать, кто он и для чего послан в логово врага. И всё-таки как ему трудно, как нестерпимо трудно! Артисты в театре могут отдыхать во время антракта, они имеют в своём распоряжении целый день, чтобы быть самими собой, а он должен играть роль постоянно, каждое мгновение, и играть как можно лучше. Не имея отдыха даже ночью. Ибо и ночью он должен быть настороже, следить за собой, чтобы не обмолвиться во сне каким-либо, словом. А отдых ещё так далёк. Да и дождётся ли он окончания войны? Ходить так долго по краю пропасти и не сорваться.
Нет, прочь эти мысли! Он сейчас барон фон Гольдринг. А о чём может думать фон Гольдринг, да ещё барон? О партии в бридж, о развлечениях, что ждут его во Франции, о письме Лоры, которое он до сих пор не прочитал, а прочесть необходимо, так как оберст внимательно следит, чтобы переписка между Генрихом и Лорой не прерывалась.
Выехав за границу русской территории, эшелон двигался значительно быстрее, делая лишь коротенькие остановки на больших станциях. Это нарушило планы многих офицеров, которые рассчитывали хотя бы на краткосрочные отпуска в Берлине. Но приказ командования был суров – всем без исключения прибыть на место назначения своевременно.
На четвёртый день эшелон пересёк французскую границу и в тот же день вечером прибыл к месту назначения, в маленький французский городок.
Все следующее утро Генрих потратил на то, чтобы организовать канцелярию отдела 1-Ц. Зато во время обеда он уже мог доложить оберсту, что всё готово и завтра можно приступить к работе.