Долго ждали его о. Никон и Ирина, совсем отмаялись. Наконец, в два часа дня пришли иноки Зосимова скита, и архимандрит Никита причастил Батюшку. Досада: на плечо выпала частичка. О. Никон разволновался, но ее быстро нашли, он благоговейно принял ее в уста и перекрестился. Стали читать канон на исход души.
— Зачем, я же не умираю, — возразил было о. Никон.
— Все равно, вам легче будет.
— Ну, читайте, а я уйду, мне некогда, — и закрылся одеялом с головой. Когда дошло до «Ныне отпущаеши», внятно причитал вслух Симеонову молитву.
Поблагодарил о. Никиту и о. Зосиму за чудесное причастие, но они возразили, что это им надлежит благодарить о. Никона: через него Бог благоволил сделать доброе дело.
О. Петр вернулся ближе к вечеру.
— Сестра Ирина, ложись, тебе всю ночь не спать, — как бы предчувствуя, что будет, сказал о. Никон, а сам стал вспоминать своих духовных чад.
Он негромко призывал по именам о. Рафаила, о. Геронтия, монахинь, особенно тепло мать Амвросию, благословлял всех крестом на окно. Под тихий шепот Батюшки Ирина незаметно задремала.
Проснулась, как будто пружинкой какой подброшенная. О. Петр, склонившись, сидел за столом и что‑то писал, о. Никон слабо стонет с одра. На ходу поправляя выбившиеся из‑под платка волосы, Ирина подошла поправить постель. Больной лежал в забытьи, слегка склонив голову к плечу, однако что‑то неуловимое в лице его насторожило ее…
— Батюшка умирает! — пораженная догадкой, воскликнула она.
О. Петр встал рядом. Полностью примиренные друг с другом в эту минуту, они молча наблюдали таинство разделения души с телом. Вот болящий перевернулся, рука скользнула по груди и бессильно упала. Он несколько раз тяжело вздохнул и затих, без мучений, без агонии. Глаза так и остались смеженными, рот несколько полуоткрыт, лицо очень спокойное, слегка улыбающееся чему‑то неведомому. Эта безболезненная мирная кончина свершилась 25 июня/7 июля 1931 года в 22.40. И было его жития 42 года, классический возраст смерти для избранных. О. Петр тут же обрядил преставившегося в рубашку, натертую соборным маслом, Ирина прикрыла Батюшке рот, аккуратно расчесала длинные волосы. Тело быстро застывало…
В «Месяцеслове», доставшемся мне от прадеда о. Иоанна (Ильинского), вклеен пожелтевший ог времени листочек, чернила на котором почти выцвели, но еще можно разобран»: «16 ст. ст. с. Вызеро. Уважаемому протоиерею Иоанну имею сообщить. Ваш брат, о. протоиерей Сгефап, скончался 10 июля утром в 3–м часу от тяжелой и продолжительной болезни… Погребение 13 июля после литургии совершено пятью иереями при большом стечении народа. Покойный от истощения неузнаваемый. По слухам и заверениям его духовника о. Николая Петрова, о. Стефан готовился к смерти как к жизненному подвигу, и спокоен и сознателен. В добрую память о друге; почившем сообщаю Вам. Примите почтенней Доброжелатель Ваш Вызерский свящ. Александр». Сбоку рукой прадеда приписано: «1921 щ 10 июля, в третьем часу утра, умер в Моште брат мой протоиерей Стефан Иванович Ильинский, род. 24 окт. 1862, именины 28 окт., рукоположен во священники авг. 1885». В конце 20–х годов семья Ильинских переезжает в дер. Константиновку ж/д станции Горелово (Гатч ина), а оттуда в Ленинград, где прадед несколько лет служит в Василеостровской Благовещенской церкви. 19/2 мая 1929 г. еп. Николай (Платонов) в Андреевском соборе возложил на прадеда крест с украшениями. Он приехал в Ленинград совершенно больной, но несмотря на плохое здоровье и преклонные годы, вскоре бесследно исчез в одном из лагерей. Где и как погиб мой прадед, протоиерей Иоанн Ильинский, по сей день неизвестно… Остались ли на свете люди, помнящие его? Сверши чудо, Господи, пусть они найдутся, пусть они откликнутся!.. Ибо это не страшные сказки, это действительно было — когда люди лежали в гробу неузнаваемыми от истощения, но к смерти готовились как к жизненному подвигу. Нашему циничному времени трудно поверить в искренность подобного умоустроения, и все‑таки это правда. Это корень, откуда возрос русский народ.