И вдруг измученная старица, не открывая глаз, тихо, но внятно отвечает:
— Бог благословит.
— Спроси, увидитесь ли вы еще, — шепчут мне со всех сторон.
— Увидимся ли еще, матушка?
— Увидимся, — не открывая глаз, еле слышно подтвердила старица.
— Я буду молиться о вас, дорогая матушка, и вы, — дерзнула я, — помолитесь обо мне. Мое имя Анна.
— Анна, — слабо веет с подушки, и я чувствую, что отныне спасена: навеки…
Прощаюсь с сестрами. У Марии заплаканное лицо. На пороге оборачиваюсь, кладу земной поклон и опять в упор встречаюсь с батюшкой Никоном. Он улыбается, почти не таясь. Такое впечатление, что ему надоело придерживаться условностей этого мира, играть «в фотографию», и он вот — вот нарушит все правила игры, выйдет из рамы и перекрестит меня на дорожку. «Ангела Хранителя тебе, раба Божия, — как будто говорит он, — спасибо, что навестила мою Иришу, все щедринки вернутся жемчужинками». Мне даже кажется, что я воочию слышу эти слова, сказанные густым ласковым баритоном.
— Боже мой, как он смотрит, — вздыхаю я.
— Вот — вот засмеется, — согласилась Мария, смахивая слезы, — он всегда смотрит по — разному.
Именно эти слова сказал отец Парфений Крутиков, приподняв параман на мертвом лице батюшки: «Отец Никон улыбается». С этой улыбкой он ушел в жизнь вечную, с ней и приходит к нам, пленникам жизни временной…
Я вышла на улицу. Бушевала весна, лилась через край, лучезарная и зеленая. И вдруг я поняла, что это совсем не пробужденье природы, а просто человечеству ненавязчиво дается обетование великой весны Воскресения, когда мы просветимся и друг друга обымем. И чтобы не иссякла наша вера в это, каждый год на землю приходит весна и каждое поколение процветает своими праведниками, и лишь ради них Господь долго терпит…
* * *
Она родилась больше века назад, в 1885 году, на Троицу. В Святом Крещении ее нарекли Ириной, «мирной». Отец, Ефим Дмитриевич Бобков, был рабочим, мать, Екатерина Даниловна (в тайном монашестве Евфросиния), прачкой. Детей в семье росло пятеро. Ирина старшая. Родители всю жизнь прожили в Г омеле, в том самом домике, где сейчас живет 105–летняя матушка Серафима.
Она помнит, как в детстве ее возили в Оптину пустынь и подводили под благословение к отцу Амвросию — это ее первое яркое впечатление. Впоследствии мать много рассказывала о святой жизни старца, о чудесах, которые он творил, и с детских лет Ирине запало поученье отца Амвросия: «Выйдешь на гору — ветер, мантия колышется, старайся — не старайся, не удержишь. Так и помыслы — мятутся, колеблются как волна ветреная, сами пришли, сами уйдут, не обращай внимания, не принимай их в сердце свое».