Страницы жизни шамординской схимонахини Серафимы (Ильинская) - страница 7
Я о ней наслышана. Это дочь Евфросиньи Ефимовны Бобковой, матушка приходится ей тетей, а она ей племянницей. Люба (отчества не сказала, в православии важно только имя) мне самый созвучный здесь человек, ибо принадлежит к матушкиной семье и много знает. Поэтому оставшиеся до отъезда часы мы не умолкая проговорили с
ней; остальные подключались, отключались, а мы взахлеб вели наш диалог. Иногда Люба обращалась к матушке:
— Правильно говорю, тетя? А как его звали, тетя?
И странное дело, матушка, на вид безучастная, откликалась и давала ответы своим слабеньким голосом.
Отец Никон (Беляев)
Все фотографии семьи хранятся у Любы. Несколько лет назад матушка отдала ей семейный фотоархив и сказала: попали. А Люба подумала: с какой это стати я буду их палить? И унесла к себе. Люба дала адрес и приглашала приезжать: к матушке, а потом и на могилку к ней. И обещала сообщить о том, что когда‑нибудь случится.
Да сподобит меня Господь проводить матушку в жизнь вечную! Приложить к ней свой помянничек — да помолится во Царствии Небесном за моих дорогих и любимых; и пояс «живый в помощи» — да не приступит ко мне враг заступничеством схимницы Серафимы; и четки — да передаст мне молитву свою…
— Все в воле Божьей, — сказала Мария. — Раз Господь ее здесь держит, значит, промысел такой. Он один знает, кому сколько жить: две минуты, два часа или два года. Наше дело ходить за болящей, а в остальном да свершится воля Его.
Всему на свете приходит конец. Мне пора уезжать. Мы опять встаем на молитву. Читаю, что читается: «Царю Небесный», «Царице моя преблагая», и вдруг мне очень хочется прочитать молитву преподобному Серафиму, потому что его
роль во всей этой истории кажется мне несомненной: отец Серафим Гомельский, отец Серафим Шахмут, схимонахиня Серафима.
— О, пречудный отче Серафиме, великий Саровский чудотворче, всем прибегающим к тебе скоропослушливый помощниче! Во дни земного жития твоего никтоже от тебе тощь и неутешен отыде, но всем в сладость бысть видение лика твоего и благоуветливый глас словес твоих, к сим же и дар исцелений, дар прозрения, дар немощных душ врачевания обилен в тебе явися.
Эта молитва — мое прощание с матушкой, и я вкладываю в неё всю душу. Потом подхожу к старице, склоняюсь над ее постелью. Она без признаков жизни лежит, отвернувшись к стене. Я нагнулась к ее лицу и говорю шепотом, плохо веря, что она услышит, но твердо веруя, что слышит ее душа:
— Матушка, я уезжаю. Я пишу о вашей жизни, матушка, чтобы все люди узнали про Оптину пустынь, про старца Нектария, про батюшку Никона, про его блаженную кончину. Нам так нужно все это, матушка, у нас ничего не осталось. Благословите же меня!