Гильфи посчитал своим долгом ее утешить.
— Это ничего, что у тебя будет огромный живот и ужасные груди. Я тебя не брошу, и никого другого на выпускной вечер не приглашу. Я пойду один. Потому что ты девушка, которую я люблю.
Сигга зарыдала еще сильнее, а взрослые уставились на Гильфи разинув рты. Однако это нелепое и выспреннее объяснение в любви открыло им простую истину: все случившееся — всего-навсего ужасный просчет матери-природы. Перед ними два ребенка, ожидающие третьего, и разбираться, кто виноват, не имеет смысла.
Впрочем, коллективное осознание не касалось Ханнеса. Он повернулся к Торе с искаженным от ярости лицом.
— Это все ты! Сама ведешь дикую жизнь, спишь со всяким, кто проявит к тебе хоть малейший интерес, и сын туда же. Пока я с вами жил, мальчишка ничего подобного не вытворял, а теперь у него есть только один пример для подражания!
От неожиданности Тора не нашлась что сказать. «Дикая жизнь»? Это один-то раз за два года? Ну два, если считать утренний повтор. И это называется «вести дикую жизнь»? Даже отец Торы, которому восемьдесят восемь, всегда настаивал, чтобы она чаще бывала в компаниях и больше развлекалась. Не говоря уже о подруге Лаувейе, хотя ее-то назвать проповедником морали довольно трудно.
— Я так и знала, что она потаскуха! — завизжала мамаша, и у всех едва не лопнули барабанные перепонки. — Сексоголики!.. Все, все начинается с семьи!.. — Она воззрилась на Тору с видом триумфатора.
Однако у Торы неожиданно появился союзник.
— Ну, дорогая, если уж говорить, что все идет из семьи, то тогда порадуемся, что твоя дочь не фригидна, как ее мать, — включился в сражение отец Сигги.
Так. Хватит. Тора достаточно наслушалась потенциальных родственничков. Впереди крестины, дни рождения, конфирмация и бог знает что еще. Не хотелось бы во время этих событий вспоминать подробности их интимной жизни. Она встала.
— Я не знаю, кому пришла в голову гениальная идея собраться здесь. Вот вам отец… — Она показала на Ханнеса. — Разговаривайте с ним хоть всю ночь. А с меня довольно. — Она двинулась к выходу, но спохватилась: надо забрать сына. — Гильфи, пойдем.
Сигга так и сидела, опустив голову и заливаясь слезами.
— Сигга, в моем доме ребенку всегда будут рады, так же как и вам обоим, можете у нас жить, — сказала ей Тора и бросила присутствующим: — Всем пока.
Они с Гильфи вышли, захлопнули дверь и направились к джипу, который, слава Богу, стоял на своем месте. Тора, совершенно выжатая, молча забралась на переднее сиденье, Гильфи сел рядом с сестрой.
— Ханнес-ар-доттир, — тщательно выговаривала Соулей, тренируя Маттиаса правильно произносить ее патроним.