Володя положил локти на фальшборт и тоже посмотрел на звёзды.
- Что, не спится?
- Я уже в том возрасте, когда это нормальное явление. Стою вот, думаю.
С неба сорвалась и медленно скатилась одинокая звезда.
- В старину говорили, это чья-то жизнь закончилась, - с грустью произнёс хозяин. – Когда-то и мы такой же звёздочкой… Но никто этого не заметит.
- Борис Львович, сейчас говорят по-другому. Надо желание загадать.
- Я слышал, если человек говорит, раньше по-другому было, деревья были выше, трава зеленее, значит, он стареет. Ничего не изменилось, Володя. Ни-че-го. Люди не стали лучше, а мир чище. Ты сам успел-то?
- Что?
- Желание загадать?
- Я-то? – Володя ухмыльнулся. – Успел.
- Ну и ладненько! Пусть хоть кому-то станет лучше. Всё, иди спать! Я вот тоже немного постою и тоже, - Лесоводский, прикрыв глаза, смешно захрапел, - забудусь беспокойным старческим сном.
Ночной туман плавно заволакивал водную гладь и, поднимаясь от воды, медленно, клочками таял в прохладном воздухе.
- Борис Львович!
- Чего ещё? – недовольно буркнул хозяин.
- Зачем вы ему всё рассказали?
- Ты имеешь в виду Завадского?
Володя пристально глядя в глаза босса, кивнул.
- А пусть почувствует себя режиссёром в этом театре абсурда, - махнув рукой, наигранно хохотнул Лесоводский.
Помощник не сводил с него глаз, упрямо ожидая более обстоятельного ответа.
Борис Львович надул щёки и затяжно выдохнул.
- Понимаешь, Володя, - он вдруг почувствовал, что невероятно устал, - с моим народом однажды уже произошла Катастрофа. Я не хочу, чтобы это повторилось.
- И вы серьёзно думаете, что это может случиться?
- Я не думаю. Я знаю. Как же я устал, Володя! От всего устал.
- А давайте я вам таблеточку дам, - оживился помощник. – Заснёте, как младенец!
- Ох, не люблю я всей этой химии, - поморщился хозяин.
- Да они натуральные, на травках, - захлопал Володя бесцветными глазками с белёсыми, словно выцветшими, ресницами.
- Ну, если только на травках… Давай, неси свою отраву.
Если бы он только знал, как недалёк был от истины в этот момент.
Лёжа в своей огромной мягкой кровати, Борис Львович ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть. Невероятное одиночество вдруг накатило на него, вызывая колющие в самое сердце воспоминания. Лица, бывшие когда-то родными, друзья, которых почти не осталось, обрывки забытого прошлого, смешиваясь с несуществующим, невесть откуда взявшимся, чередой сменяли друг друга, как кадры документальной хроники, заставляя всё быстрее стучать сердце. Боль становилась всё сильнее и сильнее, в горле пересохло.