Для некоторых девушек тяжкая жизнь хыры начиналась сразу же после отбора. Я видела, как конвоировавшие одну из них солдаты надругались над несчастной чуть ли не у всех на глазах. Для Арарга это нередкость. У хыры не надо спрашивать согласия, она принадлежала любому аверду, то есть свободному человеку. Абсолютно бесправное существо, хуже вещи, любая провинность которой строго каралась. А уж сейчас… Сейчас мы военнопленные, собственность армии, то есть вдвойне бесправны. Тех, кого продадут, солдаты не тронут.
Среди всех встречаются скоты. Не все так поступают.
Как только хыры терпят? Уверена, араргцам отольются их слёзы, когда-то рабы взбунтуются и перебьют хозяев.
Я оказалась в последней партии. Шла, не чувствуя ног от страха. Вдруг меня тоже вот так отволокут к стене и изнасилуют? И не один, а сразу двое.
Встала там, где велели. Чужой опыт заставил молчать и не двигаться.
От группы торговцев отделился невысокий щуплый человек в кожаной куртке на меху. Подошел ко мне вплотную, взял за подбородок, посмотрел на глаза и зубы, будто у породистой лошади, затем, велев солдату заломить мне руки за спину, потрогал грудь. Судя по ухмылке, остался доволен.
- Раздеть до рубашки, - скомандовал он.
Естественно, приказ тут же был выполнен.
Теперь меня, практически голую, придирчиво щупали трое, о чем-то переговариваясь между собой.
Араргец в кожаной куртке развернул меня спиной к себе, глянул номер и попросил принести мой опросный лист.
- Семнадцать, – радостно улыбнулся он, - самое то! Если она здорова и невинна, из нее выйдет великолепная торха, я бы сказал, элитная торха. После благоприятного осмотра врача я согласен заплатить в казну двести цейхов.
Видимо, остальные торговцы не готовы были расстаться с такой суммой, и я досталась человеку в кожаной куртке.
Когда меня вели внутрь казарменных помещений, в которых до отправки торговцам содержался живой товар, я, скрестив пальцы связанных рук, молилась, чтобы меня не сделали хырой. Только бы торхой! Еще тогда я инстинктивно чувствовала, что участь торхи не так печальна, как беспросветное существование хыр.
Комнатка была небольшая, без окон, начисто выбеленная. Из мебели: стул, стол, ширма, а за ширмой – простое ложе, покрытое простыней. За столом сидел человек и что-то писал в толстой амбарной книге.
- Еще одна? – лениво бросил он через плечо. – Иди за ширму и раздевайся.
Раздевайся? Куда дальше раздеваться: на мне только нижняя рубашка, белье и чулки.
Оторвавшись от своих бумаг, араргец вопросительно посмотрел на меня:
- Ну, что стоишь? Не стесняйся, я врач, меня твои прелести не интересуют. Или мне позвать солдат, чтобы они тебя держали?