Песочные часы (Романовская) - страница 117

Я предпочла промолчать, не зная, что ответить. С одной стороны, Сара права, я освоилась, перестала дичиться, да и обращаются со мной сердечнее, чем вначале, но, с другой – я по-прежнему рабыня.

Хозяин улетал завтра на рассвете. Кроме Раша, брал с собой коня: его доставять по морю на драконьей тяге.

Личный отряд норна, походивший на ополчение кеварийского городка, уже собрался, частично разместившись в стенах замка, частично в ближайшей деревушке. Люди в серо-зелёной форме мелькали то здесь, то там, доставляя немало беспокойства слугам и ещё больше хырам.

Весь вечер и всю ночь я провела возле хозяина, помогая собирать оставшиеся вещи, укладывая чистое бельё, принося требуемые книги из библиотеки (никогда бы не подумала, что военные в походе читают). Потом испекла ему кекс по маминому рецепту. Сама не знаю, зачем, просто мелькнула мысль, что надо сделать что-то приятное, может, он не вернётся. А что, на войне убивают… Наверное, так было бы лучше, только, к сожалению, я не знала, что случается с торхами после смерти хозяев. Вдруг становятся хырами?

Да я лучше руки на себя наложу, чем позволю надеть на себя балахон! На поясе повешусь. Надеюсь, вынуть из петли не успеют.

Торхой жить можно, особенно если обращаются сносно. Горько, тошно, но можно, а хырой лучше сразу умереть. Это кромешная тьма без просвета.

- Ты сегодня на себя не похожа, – заметил хозяин, разрезая моё лакомство. – Что случилось? Такая забота… Мне Сара сказала, что пекла сама.

Я стояла возле стола, держа наготове тарелку. Чистую салфетку уже положила, чай налила. Сама поела впопыхах, пока стряпала: холодные остатки обеда и ненавистный травяной напиток, не имевший ничего общего с тем ароматным, насыщенно-янтарным, который пил норн. Одно название.

А чай и его глаза почти одинакового оттенка.

- Ничего не случилось, хозяин. Надеюсь, вам понравится, - я аккуратно поставила тарелку на стол рядом с чашкой. – Что-нибудь ещё, хозяин?

Норн покачал головой, и я опустилась на пол возле его ног, наблюдая за выражением лица. Собственно, выбор был невелик: либо скатерть, либо он.

Кажется, кекс удался, иначе стал бы хозяин отрезать второй кусок? И то хорошо, ведь за два года я могла забыть, как его готовить. Хотя, у мамы всё равно вышел бы лучше.

Отвернувшись, я беззвучно всхлипнула и закатила глаза, чтобы не расплакаться.

Подвал нашего дома… Падающая от удара солдата мама… Снова её крик ушах.

В последние минуты она думала обо мне, делала всё, чтобы я спаслась. Не вышло. Меня продали, как отрез ткани в нашей лавке, и покупатель скоро будет убивать и делать других вещами, принося слёзы и боль в дома.