Забралась начинающая бомжиха, конечно, далековато. Пока осваивали коридоры, вскрылись застарелые болячки, застонали новые. Казалось, этим переходам не будет конца. Бесконечные проходы, увешанные трубами, во всех направлениях, аркады между галереями со слабым освещением, технические отсеки, заставленные баками и цистернами, насосы, компрессоры, допотопные манометры… Спуск в вонючее цокольное пространство, лестница в земляном мешке, где со стен отваливались куски глины и струился песок. Перспектива плыла перед глазами…
Вот и оно, гнездование маленького подземного народца. Сухое помещение, источающее тепло и гнилостную вонь, характерную для таких обитателей. Два плафона в растрескавшейся пластмассе. Трубы – для просушки специфической одежды и… приготовления пищи. На полу – тряпье, мешковина, старые матрасы. Стайка «теплокровных» бомжей, вставшая на ночлег. Довольно многочисленная стайка. Бабы, мужики. Кто-то грозно храпел, завернувшись в нищенские лохмотья, кто-то приболел – кашлял, бредил во сне. «Пижон» в розовой вязаной шапочке и драной футболке поверх свитера вымачивал хлебный мякиш в консервной банке. Долговязый очкарик в заячьем треухе примерял стоптанные унты с помойки. Пьянка завершилась, участники застолья разбрелись по спальным местам. Культурно выпили, никого не убили. Лениво переругивались. Кого-то тошнило под трубой в нише. В литровой бутыли с адски мутным содержимым оставалось жидкости почти на треть. Поразительно, как выпили первые две трети, – по-хорошему, смерть должна наступать от одного лишь взгляда на этот, с позволения сказать, напиток…
Для колоритного Квазимодо – с обожженной левой стороной лица и парализованной правой – час спокойствия еще не настал. Бессонница терзала – на коленях вернулся к «столу», порезал руку о консервную банку, обрушился мордой в объедки – отнюдь не котлеты «де-воляй» из куриной грудки и даже не «фокаччо с пеперони». Образовалось традиционное российское блюдо: пьяная морда в салате. Он потянулся к бутылке, запрокинул голову, высосал, как дитя из соски, и сыто срыгнул.
– Ксюха, мать твою, гаденыш ублюдочный! – пьяно визжала страшная тетка, приподнимаясь на локтях. – Где ты шляешься, падла недоделанная? А ну, живо спать – не дай бог, не соберешь завтра на Гагаринской два косаря! А это че за кенар с тобой? А ну-кася, выдь, красавец, из тумана – откуда это ты взялся? От сырости?
– Ну, все! – пробормотала Ксюша, с сожалением отходя от Максимова. – Недопила маманя сегодня, не лезет в нее «технарь». Буянить будет. Извини, я пойду, ничего?