«Ты должна рассказать о том, что видишь, епископу и градоначальнику. Пусть они отправят людей на это место и найдут меня. Ты покажешь им, где копать. Не молчи больше, иначе болезнь, которая не оставляет тебя, так и будет с тобой до конца твоих дней».
Матрена упала на колени и принялась разрывать невидимую землю руками, забыв, что все это она видит во сне и ей это не поможет.
Праскева позвала дочь со двора – ей нужно было, чтобы та принесла воды. Но в ответ ничего не услышала. Подождав немного, она повторила свой окрик. Поняв, что ответа не будет, вышивальщица вытерла руки о рушник и вышла во двор.
Вокруг было тихо, и дочь она увидела далеко не сразу. Только обойдя вокруг дома, Праскева увидела, что ее Матрена лежит на земле, возле стены дома, и пустыми глазами смотрит в пространство перед собой. Мать кинулась к ней, подняла, начала гладить по голове, трясти и звать по имени.
Какое-то время Матрена болталась у нее в руках, как большая тряпичная кукла, и даже не моргала. Потом вдруг ее тело содрогнулось, она глубоко и судорожно вздохнула, будто тонувший, наконец вынырнувший из-под воды.
Она начала часто моргать и кашлять, будто и правда наглоталась воды. Только потом, немного придя в себя, она наконец уцепилась за плечи матери и принялась сбивчиво и хрипло рассказывать ей свои страшные сны, которые теперь были полны угроз и требований. Ведь она так долго скрывала ото всех, что с ней происходит. А теперь больше нельзя!
Праскева недолго думала. Она своими глазами видела, что стало с ее дочерью, и верила ее словам. Даже если не сама Богоматерь насылает эти сны, то уж точно сама девочка в них верит и, значит, боится до смерти. И лучше выполнить все, что хотят эти сны.
Разговоры с градоначальником оказались не самым лучшим требованием, но Праскева взяла свою дочь за руку и направилась в избу, где после пожара обитали все городские шишки. Попасть к градоначальнику ей не удалось. Дело ее посчитали неважным, и отвлекать начальство во время такой беды было совсем неразумно.
Тогда, не теряя времени даром, мать и дочь направились на подворье епископа Иеремии. Его дом и двор не пострадали во время пожара, и он усматривал в это волю Божью.
Епископ был стар и немощен, потому принимал посетителей только до полудня. Потом он был занят духовными беседами и бдениями. Здесь дело вдовы показалось служкам более значительным, и они провели ее к Иеремии.
Праскева пустила дочь вперед и велела ей рассказать все, что та видит во сне и что именно велит ей сделать Богоматерь. Взволнованная девочка путано и сбивчиво пересказала свои видения. Но епископу они показались обычными страшными снами маленькой девочки. Он отпустил обеих с миром и велел не беспокоить его такими мелочами впредь.