Игнатий не вытирал слез, и они медленно катились по его восковому лицу, а голос стал хриплым и безмерно усталым.
– Зачем тебе это?
– Я должен знать, кому собираюсь довериться.
– Я родился в той стране, которую называют Русью, и моя мать из местных. Я рос у нее и воспитывался, как русский. Но мой отец, как говорили, был цыганом.
Игнатий кивнул, казалось, удовлетворенно:
– Теперь понятно, откуда у тебя такие глаза. Что было дальше?
– Мать умерла, когда я еще не вошел в возраст мужчины, а остальная ее семья меня недолюбливала. Может, и было за что, но я этого терпеть не стал и сбежал в ближайший город. Там нашел табор и вместе с ним отправился по стране. В Стамбул я тоже попал вместе с ними. С тех пор тут и живу.
– Какой ты веры, Юрий?
Джура снова передернул плечами – старое имя жгло воспоминаниями, как кнутом.
– Я не менял ее. Цыганам моя вера была безразлична, а я в их обряды не слишком вникал. А здесь я живу сам по себе, никто мне не указ.
– Это хорошо, – прошептал Игнатий и прикрыл глаза. – Значит, тогда поклянись мне своей душой, что выполнишь мою последнюю просьбу. Я отдам тебе все свои деньги, только поклянись!
– Я не буду клясться, пока не услышу твоей просьбы. У меня нет перед тобой долгов, чтобы ты требовал такое.
– Я прокляну тебя!
– У тебя нет такой власти. – Джура чувствовал, что еще чуть-чуть, и он просто уйдет. Нетерпеливое волнение Игнатия казалось ему признаком начинающегося бреда.
– О боже! – Больной в бессилии стукнул слабым кулаком по полу. – Я дал обет. Обет отцу-настоятелю, что напишу лик Богоматери в Великом Константинополе и привезу его домой, в наш монастырь. Я написал его, он здесь, в моей дорожной сумке. Но я не смогу выполнить обет. Я умираю… Помоги мне! Возьми мою ношу и доставь ее в мой монастырь. Это возле Ростова… Отец Сергий примет тебя и отблагодарит.
– Ты бредишь, монах, – вздохнул Джура. – Это дорога слишком дальняя и опасная для одного человека. Мне ее не одолеть.
– С Божьей помощью! – увещевал его Игнатий.
– Далеко ты с ней ушел, – невесело усмехнулся цыган-полукровка.
– Христом Богом тебя прошу! – совсем тихо пробормотал Игнатий, не глядя на собеседника. Силы покидали его, а вместе с ними уходила и решимость убедить Джуру. – Забирай мой пояс с деньгами, забирай икону. Забирай!
Монах из последних сил запихивал в руки по-прежнему сидящего на корточках Джуры позвякивавший редкими монетами пояс-кошелек и потертую сумку с чем-то твердым внутри.
– Хорошо, я возьму их, но клясться ни в чем не буду. Здесь часто бывают путники из разных мест, близких к Руси. Я передам с кем-нибудь твою икону, монах. Если Бог захочет, чтобы она добралась до места, она доберется.