— О чем?
— Да перестаньте вы, тетушка! Неужто не слышали?
Софья Гавриловна вздохнула и вытащила из горностаевой муфты платок.
— Ах, mon cher, это все так ужасно! — простонала она, поднося платок к глазам. — Так ужасно, что мне не хочется этому верить. Государыня-мать едва не слегла, когда узнала…
— О чем?
— Да о том, что какая-то кучка неблагодарных, вероломных офицеров осмелилась противиться восшествию Николая Павловича на престол. Говорят, они даже выступить собираются. Нет, ты только подумай! Даже грозятся ворваться во дворец и расправиться с царской семьей!
— Ну, допустим, это у них заведомо не получится… И когда же намечается восстание?
— Вольдемар, голубчик, это ужасно, но как бы не в самый день присяги.
— Послезавтра?! Вы точно знаете?
— Помилуй, дружочек, да откуда ж мне знать? — вздохнула тетушка и тотчас выпрямилась: — Мой долг — поддерживать бедную Марию Федоровну.
— Это верно, — хмуро пробормотал Владимир.
В Зимнем Владимир проводил тетушку в покои матери-императрицы, где провел один из скучнейших часов в своей жизни. Напрасно он вслушивался в болтовню фрейлин и сановников старого двора: кроме того, что выступление доподлинно готовится, ничего разузнать не удалось. Когда гостиная наполнилась людьми, Владимир незаметно вышел во внутренний коридор, а затем свернул к приемным покоям будущего царя.
Здесь было на удивление тихо. Дежурный офицер — еще совсем юный — направился к Владимиру, чтобы спросить пропуск, но, узнав его, вернулся на место. Рядом с юношей стоял другой офицер, чуть постарше на вид, но на него Владимир сразу не обратил внимания. «Войти или не войти? — думал он. — Если войду, то наверняка узнаю все подробности. Но, с другой стороны, рискую быть втянутым в дело».
Самым простым решением было, конечно, напроситься на прием к будущему государю. Они были хорошо знакомы и даже в детстве вместе играли. Встречаясь на балах и приемах, Николай всегда радушно здоровался с Владимиром, а иногда и задерживался для короткого разговора. Но ведь тогда он был еще великим князем, а не наследником престола… Нет, Владимир совсем не боялся, что его холодно примут. Его останавливало другое: то, что люди, которых он глубоко уважал и которым искренне сочувствовал, находились сейчас по разные стороны барьера. И возможности для примирения не предвиделось… Теперь уже точно.
— Господин Нелидов, — услышал он позади себя сильно взволнованный голос. — Простите, что решился побеспокоить вас…
— А, это вы, Ростовцев! — дружелюбно проговорил Владимир, узнав офицера. — Извините, я был занят своими мыслями и не заметил вас сразу.