Он позвонил в колокольчик. В кабинете появилась молоденькая миловидная горничная с быстрыми лукавыми глазками. По взгляду, который она, входя, бросила на хорунжего, Терлыч узнал в ней Зосю. Девушка проворно уставила стол бокалами, бутылками, легкой снедью. «Прошу, пан майор!» Опрокинув бокал вина во вместительное горло, граф пожевал губами, осторожно выдохнул: «Неужто то правда, что шановный пан Берлинг стал командиром у Советов?» — «Нет, пан граф, — успокоил Терлыч. — Полковник Берлинг — командир польской дивизии имени великого сына Польши Тадеуша Костюшко, перед чьим мужеством я преклоняюсь».
Граф снова выпучил глаза: «Но Костюшко — враг русских! Он сражался против России». — «Не совсем так, пан граф, — отозвался гость. — Костюшко воевал против русского царизма и всего того, что царизм нес свободолюбивой Польше. Но русский народ, лучшие люди России никогда не были врагами Польши. Вспомните шестьдесят третий год. Польша поднялась на борьбу за свою свободу. А русский офицер Потебня организовал комитет русских офицеров в Польше. Комитет помогал повстанцам-полякам в борьбе с царскими войсками. Десятки русских офицеров и солдат перешли на сторону восставших».
Граф недоверчиво покосился на него: «И все-таки пан полковник Берлинг надел форму русского офицера». — «И это не так, пан граф. Не только полковник Берлинг, но и все остальные офицеры, все солдаты дивизии, включая обозных, — все носят форму жолнежов Польши. А пятнадцатого июля прошлого года — годовщина Грюнвальдской битвы, вы помните? В лагере на берегу Оки, недалеко от Москвы, было богослужение. Прямо под открытым небом. Вел его отец Куш. Ксендз. И алтарь был на лужайке. Католический. Украсили его цветами и сосновыми ветками… Об этом писали газеты Англии и Америки. Там солдаты приняли присягу Польше. Запросите из Лондона газеты за июль прошлого года».
Граф подозрительно взглянул на молчащего Казимира. Но Терлыч поспешил с разъяснениями: они предупреждены, что пан граф Скавронский — офицер Армии Крайовой. И имеет связь с Лондоном. Английские корреспонденты сообщали и о вооружении дивизии Костюшко. На восемьдесят процентов оно является автоматическим и полуавтоматическим. Есть реактивные противотанковые ружья. В дивизии несколько пулеметных и артиллерийских подразделений, минометные подразделения и около тридцати танков Т-34. И все это — советское.
Граф не преминул ехидно поинтересоваться, неужели у Советов много лишнего оружия, что они вооружают польскую дивизию. Лишнего, конечно же, нет, парировал Терлыч, но в сорок первом было еще хуже. Однако, когда генерал Сикорский попросил Сталина, генералу Андерсу было разрешено сформировать на русской земле польское войско. Целую армию! Из шести дивизий. И мы вооружили эти шесть дивизий полностью, хотя у самих на учете была каждая винтовка. «То так, — согласился Скавронский. — Но генерал Андерс жаловался на питание». — «Пан граф, по дороге домой вы остановились в чужом доме. Хозяин по-братски разделил с вами последнюю краюху хлеба. Вы легли спать полуголодный, но и он тоже. Неужели вы будете возмущаться? У нас женщины, дети, старики голодные у станков стоят, поля пашут. Нам очень трудно было в октябре и ноябре сорок первого. Немец стоял под Москвой. Генерал Андерс обещал к первому октября закончить подготовку армии и ввести ее в бой. Но не захотел выполнить обещание, пан граф. Он нарушил слово солдата! А когда Гитлер пришел к Сталинграду, Андерс увел свою армию в Иран. Убежал, как крыса с корабля. Генералу Андерсу и кое-кому в Лондоне показалось, что наш корабль идет ко дну, не так ли?»