Он вытащил градусник из пластикового футляра. Поднес к глазам: ртутный столбик был сбит до тридцати четырех. Руслан взял градусник губами, как леденец.
Где Питер? Почему он ушел?
Ему надо быть на холоде. В закрытой камере с постоянной влажностью и температурой. В саркофаге, во многих слоях бинтов. Где Питер?
Очень хотелось взглянуть на градусник. Руслан заставлял себя терпеть минуты три, потом все-таки посмотрел. Тридцать четыре, и, кажется, ртуть поднялась на половину маленького деления.
Или она с самого начала была там?!
Он снова взял градусник, сжал во рту, рискуя надкусить. Пять животных на «л». Лев, лиса, лемур, леопард… лошадь! Лось! Шесть животных на «л», никто не смеет отказывать мыслящим покойникам в гражданских правах…
Послышались далекие шаги. Деревянные удары в пол. Будто шел, сдвинувшись с места, дубовый комод времен королевы Виктории.
Руслан замер с градусником во рту.
Приоткрылась дверь. Большая фигура привалилась к косяку: мертвец стоял на двух костылях. Правая нога его была в лубке, левая заканчивалась над полом, на уровне колена. Штанина была завязана в узел.
Руслан молчал.
— А я говорил, — тихо сказал Питер.
Руслан почувствовал жжение на щеке. Очень крупная мокрая слеза выкатилась из края глаза и закатилась за ухо.
— Ты жив, — сказал Питер. — Я говорил… Ты жив. Ты выжил.
Его голос терял звучание на каждом слоге, пока не растаял совсем.
Руслан вытащил термометр изо рта. Посмотрел на ртуть: тридцать шесть и один.
— Ты ослаб. Я принесу тебе из кухни чая, бульона, масла…
— Питер, — спросил Руслан, — что с вами?
Мертвец медленно снял маску. Потом стянул с лица очки; он выглядел, как персонаж фильмов ужасов. Глаз не было. На дырявых щеках проступали наружу связки.
— Мне очень стыдно, — сказал Питер. — Я думал, это несправедливо, что я умер, а ты жив. У меня были те же пятьдесят процентов.
Руслан сглотнул. Когда мертвец говорил, то, что осталось от его губ, рефлекторно подергивалось.
— Мне очень стыдно. Я набрал кое-что в шприц, подошел к тебе…
Руслану казалось, что его тело превратилось в кусок заскорузлой соли.
— …И удержался, — ровным голосом закончил мертвец. — Я мог бы тебе всего этого не рассказывать, но так уж вышло, что это наш последний разговор…
— Питер?!
— Я стыжусь не того, что я сделал, а того, что не смог… — Он оборвал себя. — Ты будешь жить, и ты будешь здоров. Добро пожаловать в новый мир — в мир планеты, за пару месяцев скинувшей половину населения.
— Питер…
— Да, я тебе завидую. Я просто с ума схожу от зависти. Ты будешь вспоминать меня, возможно, твои дети тоже, но это не бессмертие. Не бессмертие. — Черное лицо мертвеца изобразило что-то вроде улыбки. — Я хочу, чтобы ты знал. Я не убил тебя не потому, что хотел тебе добра. А затем, чтобы ты передал по адресу вот это.