— Заткнись!
Они остановились неподалеку. Теперь Руслан мог расслышать больше половины сказанных слов.
— …нас запрут. Когда вернемся с такими… Мы же контактные считаемся…
— Не успеют. Что творится на санитарном посту…
— …зато здесь мы точняк подхватим! За шесть месяцев! Останемся тут с мертвяками…
— Что ты паникуешь? — Руслан узнал голос коменданта. — Что ты паникуешь, как баба? Сколько их, ты знаешь? Может, один всего или два? Мы можем запереться, пересидеть…
— Идиот! — рявкнул надтреснутый тенор, кажется, врача. — «Пересидеть»! Если мертвяки захотят войти — они войдут, ты же не знаешь, придурок, что это такое!
— А ты знаешь? А хоть кто-то знает?!
Послушалось глухое сопение. Возня. Неразборчивые реплики. Резкий голос бросил: «Хватит!»
— Поднимать всех и выезжать…
— Ночью через перевал? Уж лучше сразу вниз головой…
— Как раз водители пускай спят. Как только развиднеется…
— Заткнитесь оба! Надо думать, как остаться. Спалить их можно? Слить солярку…
— …иди, зажигай! Спалил один такой…
— …а не драпать в первую же…
— …Дорога закроется!
— Не паникуй. Не паникуй! Есть шансы, есть, что…
Теперь они удалялись, продолжая говорить. Руслан перестал разбирать слова.
Его все еще трясло — он не мог понять, от холода или предчувствия. Где-то снова хлопнула дверь, прошел по коридору кто-то тяжелый, сонный. Руслан выбрался из комнаты-склада и пошел, ведя рукой по стене, — ему вдруг захотелось оказаться рядом с людьми.
В четверть накала горели лампы под потолком. За дверью женского санузла светилось ярко, весело. Щелкнула ручка, на линолеум упала полоска света. В коридор вышла девочка лет двенадцати, в домашнем махровом халате поверх пижамы. Руслан остановился — его поразил этот халат посреди казенной обстановки.
— Ты чего? — спросила она с опаской.
— Ничего. — Он отступил, чтобы ее не пугать. — Просто иду.
— У тебя губы синие, — сказала она, присмотревшись. — Ты замерз?
— Нет.
— У меня брат похож на тебя. — Она потерла нос указательным пальцем. — Был. Или есть. В карантине. У него губы синие, когда он мерзнет.
— Я уже согрелся, — соврал Руслан.
— Холодно. — Она поежилась. — Идем к нам в комнату. Там тепло.
— Нельзя, — пробормотал он.
— Почему? Идем…
И она уверенно пошла по коридору, а он, поколебавшись, последовал за ней. Она была очень наивна для своих лет. Совершенно домашняя, какая-то нездешняя девочка. Глупая. А может, немножко святая. Надо быть святой, чтобы разгуливать вот так спокойно по этому корпусу, где существует Джек.
Руслан вдруг подумал, что огромное мужество заключается в этом ее халате, и пижаме, и готовности быть такой, как обычно, посреди сиротского быта, куда ее ни с того ни с сего забросила судьба. Посреди того, что творится с человечеством. Быть собой в спокойной уверенности, что если мир можно обустроить в отдельно взятой комнате — то и в глобальных масштабах все как-нибудь образуется.