Для любого рвущегося в художники, музыканты или писатели Бен Кавеллеро – вдохновитель. Когда ему было за двадцать, он писал серьезные пьесы о серьезных социальных вопросах, наполненные серьезными персонажами. Они ему денег не принесли. Он жил в однокомнатной квартирке в Лидсе, кое-как зарабатывая на жизнь писанием обзоров для местной прессы. Потом в тридцать лет он написал легковесную детективную пьесу для местной театральной труппы. Эта пьеса послужила основой для телевизионного детектива. Через год Бен положил на банковский счет свой первый миллион. За ним гонялись импресарио, уговаривая написать еще пьесу. Но Бен понимал, что это не то, чего он хочет. Он уже заработал себе достаточно, чтобы прожить жизнь с комфортом. И потому он решил посвятить свое время исследованию мира, а себя – писанию пейзажей. И он был счастливее всех, кого я знал. Если смотреть на него, когда он стоит за этюдником в поле у реки, с кистью в руке, и вкладывает неимоверную тщательность и гордость в рисование дерева, увидишь человека, который нашел рай на земле.
– Извини, что я так долго. – Говард протянул мне пиво. – Рут опять считала калории. Она сказала, что я съел столько, что семье из четырех человек хватило бы на полмесяца.
– А ты не бери в голову, возьми лучше отбивную.
– Будем здоровы.
Что видел Говард, я не знаю, но он бросил на меня странный, почти понимающий взгляд. Потом я заметил, как он перехватил взгляд Бена Кавеллеро. И между ними мелькнуло какое-то понимание.
– Черт, я же хотел сказать Рут насчет пьянки в четверг в “Лотосе”!
Говард стал пятиться, бросая на меня те же странные понимающие взгляды. Я встал и начал высматривать Кейт. Но тут я заметил, что все поворачиваются и глядят в мою сторону. Музыка замолкла посреди фразы, оставив звенящую в ушах тишину.
Разговоры прекратились. И в центре внимания был я.
И у всех на лицах было понимающее выражение, как у Говарда. Почему-то я сильно смутился. Как будто меня застали за каким-то постыдным занятием – таким, о котором я сам не подозревал.
Снова пересохло во рту. Господи, этот потерянный час! Наверное, что-то там случилось в лесу, и все, кто здесь был, об этом знают. То есть все, кроме меня. У меня вспотели ладони, запылали щеки, дыхание так участилось, что голова пошла кругом.
Это продолжалось всего секунду-другую, но казалось, что прошли минуты. Я был в центре внимания, как подозреваемый на допросе под лампой.
И меня бросило в пот. Я был готов расколоться и закричать: “Да, я сознаюсь! Я был в лесу. И я шел, и…”
И тут все стало странно – нет, вычеркиваю: невероятно. Они мне зааплодировали. Они стояли и хлопали. А я глядел, ни черта не соображая.