— Ах, это только крестьянин!
Ван-Луна уколола язвительная небрежность ее голоса, и рассердившись вдруг, он сказал:
— Что же, разве мне нельзя войти в дом, как другим мужчинам?
Она снова пожала плечами, улыбнулась и сказала:
— Если у тебя есть серебро, как у других мужчин, то ты можешь войти, как другие.
Он хотел показать ей, что он сам себе господин и достаточно богат, чтобы поступать, как ему нравится. Он порылся в поясе, вынул полную горсть серебра и сказал ей:
— Довольно этого или мало?
Она пристально взглянула на горсть серебра и быстро сказала:
— Входи! И скажи, которую ты хочешь.
И Ван-Лун, сам не зная, что говорить, пробормотал:
— Ну, я не знаю, может быть, мне ничего не нужно.
Потом желание пересилило его, и он прошептал:
— Ту маленькую, с острым подбородком и маленьким личиком, белым и розовым, как цвет айвы, которая держит в руке цветок лотоса.
Женщина слегка кивнула и, подозвав его поближе, повела за собой между столиками, за которыми сидело много народу, и Ван-Лун следовал за ней в отдалении. Сначала ему казалось, что все на него смотрят и следят за ним, но когда он набрался храбрости и посмотрел, то увидел, что никто не обращает на него внимания, разве один-два человека, которые закричали:
— Значит, уже пора итти к женщинам!
А еще один прибавил:
— Вот сластолюбец, который отправляется к женщинам ни свет, ни заря.
Но в это время Кукушка уже поднималась по лестнице, и Ван-Лун с трудом шел за ней, потому что до сих пор ему не приходилось взбираться по ступенькам. Однако, когда они взошли наверх, оказалось, что там такой же дом, как и внизу, только очень высоко над землей. Женщина повела его темным и тесным коридором и крикнула на ходу:
— Вот пришел первый гость на ночь!
И вдоль коридора вдруг пооткрывались двери, и из них высунулись головы девушек, как цветы раскрывают свои бутоны на солнце. Но Кукушка, не церемонясь, сказала:
— Нет, не ты. И не ты. Тебя еще никто не спрашивал. Это к розовощекой карлице из Сунчжоу, к Лотосу!
По коридору пробежал волной ропот — неясный и насмешливый, и одна из девушек, краснощекая, словно гранат, отозвалась громким голосом:
— Пускай Лотос берет его себе: от него воняет навозом и чесноком!
Ван-Лун это слышал, но не снизошел до ответа, хотя ее речь ударила его, словно кинжалом: он боялся, что он похож именно на того, чем он и был, — на крестьянина. Но, вспомнив о полновесном серебре в своем поясе, он упрямо шел вперед. Наконец женщина резко постучала в закрытую дверь ладонью и вошла, не дожидаясь ответа. Там на кровати, застланной ватным одеялом в красных цветах, сидела тоненькая девушка.