Эсэсовец не спеша вновь набрал в шприц яду, словно вся эта страшная процедура доставляла ему большое наслаждение. Шприц поднесен к бледной, бескровной спине заключенного. Уверенный укол. Жертва конвульсивно дернулась.
Соскочив на землю, Петька только и мог промолвить:
— Побежали…
В свой барак им удалось вернуться незамеченными. Правда, их увидел штубендинст Стасик, но Владек сказал ему что-то по — польски, и все уладилось. Ребята снова забрались на верхние нары.
— В пузырьках у эсэсовца не лекарство, а яд! С одного укола человек сразу умирает. Это, ребята, совсем не врач, а убийца! — возбужденно частил Петька.
— Я так и знал, что их убивают, — грустно произнес Владек.
Петька замолчал, задумался.
— А если в следующую среду всем, кто будет лежать на нижних нарах, сказать, что их ожидает на осмотре у «военного врача»? Может быть, они спрячутся или бунт поднимут.
Вот бы хорошо — если бунт!..
— Ну, какой тут бунт! Они даже сидеть не могут, а только лежат.
— Верно, где уж тут бунтовать таким заморенным — поддержал Владек. — С ними легко двое «зеленых» справятся. А спрятаться им некуда. Спрятался здесь однажды один русский в канализационном колодце. Двое суток его искали эсэсовцы и все же нашли. Повесили… Так ведь этот парень один прятался, а как же спрячется много человек?
— Да, спрятаться негде, — согласился Петька. — Вот если бы всем сразу броситься на фашистов!
— Перестреляют, — сказал Коля, — вон они как вооружены. А у нас ничего…
— Ничего, — вздохнул Петька, — совсем ничего.
Уже миновала бухенвальдская осень. Казалось, целую вечность плыли над буковым лесом и горой Эттерсберг тяжелые тучи, лил дождь, дул холодный ветер. Потом наступила зима. Она в Германии не такая, как в России: и мороз слабее, и снегу меньше. Да и снег-то выпадает позднее, а тает раньше Часто среди зимы белое покрывало вдруг пропадает и тогда все кругом становится серым, грязным, наводящим безысходную тоску. Но все — таки это зима, тепла от нее ждать нельзя Плохо одетым, голодным узникам и такая страшна. Их лица от ветра и холода становятся совсем синими, даже черными.
Петьку Блоху, Колю и Владека из карантинного барака давно уже перевели в большой лагерь, где они пообжились и завели новых друзей.
Их поселили в восьмом блоке — деревянном бараке который был разделен на два флигеля. В каждом флигеле — два больших помещения. Одно служило спальней, здесь громоздилась трехъярусные нары. В другом стояли длинные, сколоченные из грубых досок столы и скамейки. Это — столовая.
В спальне и в столовой каждому узнику было отведено свое место.