— Да, ты права, Глаша! Без любви не будет счастия. Но чем же тебе помочь, моя бедная?
— Спасибо, княжна-голубушка, на ласковом слове! Ведь что вам скажу: напала на меня такая тоска, что руки хотела на себя наложить. Жизни не рада. Да, спасибо, отец отвёл. А то бы с собою порешила.
— Глаша, Глаша, что ты? А про грех забыла?
— В ту пору, как топиться шла, про всё забыла.
— И думать, Глаша, об этом страшно!
— Теперь, княжна, я и не думаю. Что делать, видно, терпеть надо! Такова моя судьбина горькая.
— Ты, Глаша, заходи ко мне почаще. Как-нибудь и разгоним тоску.
Княжна Софья вернулась домой очень опечаленной, всю дорогу думала она о бедной Глаше и об её горькой участи. Она решила во что бы то ни стало женить Николая, отцовского приёмыша, на дочери мельника.
Прошло лето. Наступила ненастная осень. Потянулись длинные осенние вечера. Подул холодный северный ветер, посыпал снежок и покрыл поля и луга. А там застучал мороз. Наступила зима.
В одно декабрьское морозное утро князь Владимир Иванович сидел в своём кабинете у пылавшего камина; на мягком турецком диване уютно устроились княгиня Лидия Михайловна с дочерью. Все трое вели оживлённый разговор. Они только что получили известие об Аустерлицком сражении и о заключённом после него перемирии. Старый князь горячился, выходил из себя, ругал на чём свет стоит Наполеона.
— Нет! это невозможно, положительно невозможно, — негодовал князь. — Русская победоносная армия потерпела поражение — и от кого же? От этого корсиканца, лишь благодаря проискам выскочившего в короли.
— Даже в императоры, папа! — заметила Софья.
— Ну, это он сам себя так назвал, наш государь и другие государи Европы императором его не признают, и хорошо делают.
— Всё-таки его успех растёт. Вот сообщают, папа, что многие владетельные особы стали вассалами Наполеона.
— Хороши владетельные особы! У меня больше крепостных и земли, чем у любого германского владетельного герцога.
— Ах, не говори, Софи, — вставила и княгиня своё слово.
— Да, если бы на этого ужасного человека наслать покойного фельдмаршала Суворова, — задал бы он ему трезвону.
— Пишут, что наши войска идут в Россию. Стало быть, скоро вернётся и Серж? — спросила Лидия Михайловна у мужа.
— Да, если он жив, то вернётся скоро, — резко ответил князь.
— Что ты говоришь! — упрекнула княгиня мужа.
— Правду говорю. Аустерлицкое сражение было одним из самых жестоких. С обеих сторон убито более двадцати тысяч. Ничего удивительного не будет, если и наш сын убит.
— О, это было бы ужасно! — Лидия Михайловна заплакала при одной мысли, что с Сергеем могло случиться несчастье.