У выходной лестницы с чердака сидит Дуся.
Внизу, в огромной заброшенной пустоши, поют сверчки, и под легким сквозняком дрожит вырванный из крыши железный лист. А за стенами пакгауза идет своя, тревожная жизнь прифронтовой станции.
Кричит маневровый паровозик, сигналят водители машин кое-где копошатся солдаты, под командой разгружая что-то тяжелое, а на западе стеной стоит полыхающее зарево и слышны мощные вздохи кипящего в огне фронта.
Чьи-то шаги приближались к зданию. Дуся насторожилась, согнулась всем корпусом, стараясь всмотреться в темноту.
— Тома? — тихо спросила она.
— Я, я. — Запыхавшийся румын поднимался по ветхой лестнице.
Общими усилиями довольно подробно разобрались в том, что видел за несколько часов Тома. А видел он многое… На станции были эшелоны с пушками, снарядами, продовольствием. Здесь основной пункт разгрузки врага, действовавшего на Севастопольском направлении. Конечно, есть и зенитные установки, но не так уж густо, да и стоят они на заметном месте…
Четко работал молодой радист. Ровно в десять часов пятнадцать минут вечера он передал фронту разведданные, а в двенадцать ночи его связали с советским авиационным командованием.
Партизаны молча ждали решающего часа.
Дуся приблизилась к Ивану, вложила застывшие от напряжения пальцы в широкую ладонь друга и замерла…
— Самолеты над горами! — крикнул радист.
С востока нарастал неумолимый гул. Нервно захлопали зенитки, тревожно и коротко загудел паровозик. Рев моторов заполнил безбрежную темноту.
От горячих взрывов здание задвигалось и село.
— Иван! Я боюсь! — крикнула Дуся.
— Дура! — Иван матюкнулся и прижал к себе женщину, которая была храброй — уж это он знал, — но впервые испытывала бомбежку.
С крыши что-то падало, дрожали железные листы.
В нескольких метрах от пакгауза сразу вспыхнул огонь, стало видно как днем.
Горели эшелоны, рвануло склад со снарядами, угол пакгауза отвалился.
В дыму дождались рассвета.
В четыре часа связались с фронтом; оттуда потребовали: выяснить результат бомбоналета.
Партизанам все хорошо было видно. Еще горели склады, станция казалась полностью вымершей. Водокачка свалена набок. На путях — груды горелых вагонов. Поперек депо лежит паровозик, загораживая выезд.
Все вокруг изрыто воронками, сам вокзал превращен в груду камня.
Истошно воя сиренами, к станции подскочили санитарные машины. Поглядывая на небо, санитары извлекали из развалин раненых и трупы.
По щербатым, с вывернутыми камнями платформам в паническом ужасе бегало железнодорожное начальство.
Волна за волной шли к станции автомашины. На развороченной, пахнущей дымом и гарью земле появились немецкие и румынские саперы. Под крик офицеров начались срочные восстановительные работы. До вечера противник расшвыривал с путей горелые вагоны, — приводил в порядок линии.